Сентябрь

Он совершенно поник и закрыл лицо руками, изо всех сил сдерживая всхлипывания в груди. Ивану безумно жаль было этого сухопарого человека, брошенного с самого своего рождения в горнило борьбы и каждый день завершавшего с шатким перемирием, не сулящим в будущем ничего радостного и светлого. Вот и в этот момент человек снова был сдавлен прессом денег и благополучия, гордости и уважения, кое-как удерживая тонны на своей крестьянской спине.

– Филипп, нальешь ему воды? – добродушно попросил Иван.

Он во время монолога пытался смотреть на говорящего своими едва различающими свет глазами, прорывался через пелену и часто безрезультатно щурился, но не выходило увидеть лица. Поэтому он вскоре опустился на подушку и положил руку к себе на лоб, как и ранее.

Филипп охотно взял с кухни еще один граненый стакан и, наполнив его водой, подал размякшему гостю, второй рукой радушно прихватив его за плечо.

– Присядьте на стул, – сказал он.

Семен Степанович сел и теперь ждал своей судьбы.

– Я же вам говорил, чтобы вы обращались в любой момент ко мне за помощью, а не в самый последний, – немного осуждающе пробормотал Иван, после чего Семен Степанович хотел было возразить, но промолчал. – Конечно же, я вам помогу, чем смогу. Знакомый доктор как раз скоро возвратится, – и он глянул на Филиппа, будто спрашивая разрешения. Тот кивнул.

– Да? Как замечательно, огромная вам благодарность! – и он почему-то встал и попятился на полусогнутых ногах к двери.

– Стойте, куда вы? – уставился на него Филипп.

Семен Степанович замер, точно застигнутый врасплох, и в который раз смутился.

– Правда, чего же это я? Он ведь сейчас явится сюда, – и он снова опустился на стул.

– Погодите, – начал он после небольшого молчания, – а зачем он возвратится?

– Я болен, – отрезал Иван.

– Да? Неловко как…просить вас о помощи…я, пожалуй…

– Сидите уже, – выпалил Филипп и прекратил своим тоном всякие поползновения.

– А чем больны? Инфлюэнца?

– Лучше бы это.

Семен Степанович не стал допытываться далее, а решил спросить у доктора позднее. Он смутно догадывался, что речь не о самом легко излечимом заболевании.

– Добрый и отзывчивый вы человек, Иван Богданович, вам цены нет! – искренне и от сердца произнес гость, но реакции не последовало.

Да она была и не нужна. Все услышали эту фразу и в душе приняли её. Филипп с ней молчаливо согласился. Наступила тишина.

– Что-то доктора долго нет, – начинал нервничать Филипп.

Он отстранился от стены и начал ходить по комнате взад-вперед, как тогда, в первую встречу Ивана с доктором, только быстрее, ускоряясь в начале пути и стремительно затормаживая у самой стены, точно она всплывала перед ним за долю секунды. От напряжения он покраснел и вспотел, начал почему-то наклоняться то вперед, то назад, в такт шагам.

– Что же он не идет? – бурчал Филипп почти через равные промежутки себе под нос.

Доктор явился впопыхах, принеся какие-то новые колбы с неизвестным раствором.

– Это морфин, он… снимет боль, – тихо сообщил Петр Сергеич.

– Но… – Филипп больше не нашел, что сказать. Он вопросительно и с испугом поглядел на доктора.

– Да, – неуверенно сказал доктор и кивнул.

Он только сейчас заметил незнакомца, задержав на нем взгляд. Все это время он говорил больше в сумку, разбираясь с колбами, и не озирался по сторонам. Теперь он глянул на Филиппа, но тот лишь в ответ смотрел ему в глаза. Не тратя более секунд, он достал шприц и опытной рукой вколол морфин Ивану; тот едва ли почувствовал укол.

– Должно стать легче, – повторил доктор.

– Петр Сергеич, но… – начал было опять Филипп.

«Тише, выйдем», – ответил тот жестами, и они направились в кухню, оставив Ивана одного; гость покорно выполз за ними и держался потом около стены, не мешая. Он был в небольшом шоке от увиденного. Его догадка оказалась слишком идеалистической и нереальной. Он жалел, что так неуместно заговорил про инфлюэнцу.

– У меня серьезные опасения относительно его здоровья, – начал доктор, – мокрота с кровью – это очень серьезно. Я боюсь, – он замялся и протер внешней стороной кисти губы, отвернул взгляд, – что это легкие, глубокие и множественные язвы в легких. Тягость дыхания означает препятствие в горле, что-то создает трудности, – он снова замолчал на некоторое время. – Это может быть что угодно, вплоть до метастаза дыхательных путей. Температура поднялась, это тоже нехорошо.

– Почему раньше не было ничего? – не мог утихнуть Филипп.

– Я не могу сказать. Такие болезни протекают на первых стадиях незаметно. Он мог кашлять, чувствовать упадок сил и температуру, но не обращать на это никакого внимания.

– Что… теперь? – еле выговорил Филипп.

– Я не знаю, не могу ничего обещать, но стоит готовиться к худшему, – он положил руку на плечо Филиппу, поддерживая его. – Я дал ему морфин, должно полегчать, позже вколю ещё.

– Только морфин?