– Скот угоняли. Нет, не у своих, у таджиков, – по их древним понятиям не криминал. Тамошний милиционер говорил об этом. Надо будет посмотреть, что за разница между киргизами севера и юга. Нариман постоянно отвлекается, ничего толком не добьешься. Прежде он хоть ясно рассказывал. Видимо, адвокат успел свое натолкать в голову. – Это не то. Чужие.
– Я понял. Замир тебя поэтому отправил за Бедеш?
– Он вообще не хотел отправлять никого. Сперва всколыхнулся, когда Надира начала, а потом долго молчал. На отца уже давить начали, мол нехорошо это, да еще и чужих родов привечать в своем доме. Ну на фабрике. Надо решаться. У него другого выхода не осталось. Он так мне сказал.
– Денег дал?
– На первое время, пятьдесят тысяч. Для нас очень много, это тут все на раз на взятки ушло. Мне еще в Тунте рассказали, как и что надо делать, чтоб не депортировали. Вот я сперва и откупался от хозяина, а потом, когда плов
увидел… я ж мужчина, я умею готовить. Хозяин меня оставил, я много по кухне помогал.
– Ты говорил, что Бедеш нашел сразу.
– Искать не пришлось, знал, где будет жить. Замир мне первый месяц приказал не высовываться, только после того, как меня оставят в Москве на постоянное проживание, вот тогда можно. Вроде доверие получу. Да, нелегал, но моя регистрация мне помогала. И еще он говорил, чем больше проживешь в Москве, тем меньше подозрений, все преступления ведь гастролерами совершаются, ну которые… вы знаете.
Замира я начал понимать. Пасьянс хитрый, но почти наверняка выигрышный. Нариман в него и сыграл по всем правилам. Сам придумал, или нашептал кто? Отец, братья, дядья?
– И ты полгода ждал.
– Нет, меньше. Я сразу ее нашел, а потом. Неожиданно получилось, она меня узнала, обрадовалась, она ж не знала ничего. Сказала, чтоб заходил, хоть одна знакомая душа, одной ей плохо в Москве. И страшно еще, постоянно страшно, что кто-то приедет, узнает. А тут ты.
Он долго рассказывал, как пошел первый раз с Бедеш в кафе, о чем говорили, вспоминал ее глаза и улыбку. Вспомнил даже, что ели и сколько он заплатил. На следующий день снова пришел, потом снова. Потом оба встречались в условленном месте. Разумеется, он потерял голову.
– Ведь это Москва, здесь все можно, здесь вон мужики друг с другом встречаются и ничего, сам видел. Я любил ее, я наверное, с самого начала ее любил, а когда оказался здесь, я… Не мог я убить.
– Но убил.
– Нет. Я вам правду скажу, а не как адвокат сказал, чтоб на суде. Мы собирались уехать, думали вернуться в Бишкек, у меня там родня, дальняя, но все же. Там мы в силе. Мы бы зажили, а что сказала Надира – неважно. Бишкек это цивилизация. Тоже другой мир. Вот только Бедеш… я не знаю, как сказать. Она верила, что нельзя, что дети уроды будут, что… – я смотрел непонимающе, он долго объяснял: про уклад, про обычаи. Слушал и думал, искать это самому в поисковике, лопатить сайты или оставить как есть. Все равно если и прочту, не пойму половины. А парень говорит так, как есть. Как ни старайся, мне вжиться не получится. Да и что мне… он чужак, он сядет лет на пять-семь, все зависит от адвоката. Выйдет, его депортируют тут же. Больше я не увижу и не услышу о нем, даже если захочу. А я не захочу. Так зачем мне вживаться? Зачем стараюсь?
– Она не возражала, то есть любовник…
– Там темная история вышла, она не хотела, заставили. Замир мог бы замять дело, но я говорил, что отказался, а это по обычаю либо смерть, либо бегство. Семья противилась, но они же чужие. Собрали денег побольше и увезли. Ну и я потом…
– Это я понял, – чушь, ничего не понял, в голове абсолютная пустота. – Ты из-за ребенка ее убил? – молчание. – Она рассказала, и ты предпочел…
– Да, я, нет, наоборот. Она испугалась страшно. Ведь мы же почти брат и сестра. Так и есть, только двоюродные. Она без этого завет нарушила, когда перед свадьбой, а теперь второй раз, когда со мной… и еще хотела избавиться от ребенка, деньги на какую-то анонимную клинику копила, чтоб сразу, без операции, пока не поздно. Третий грех. И все. Больше нельзя, – Нариман долго молчал. Потом произнес глухо: – Она мне свидание сама назначила. Я ей позвонил, в тот день, хотел поговорить, как всегда, она вроде соглашалась уже на отъезд…. Сперва и подумал, решится бежать, ведь деньги отложила, много денег, операция столько не стоит. А Бедеш… как встретились, сказала, умереть пришла. Чтоб вместе со мной. Сил больше нет, ни бегать, ни любить, ни бояться, ни на что. Не знаю, не пойму, что нашло на нее. Может, встретила кого. Но только как пришла, заговорила о смерти. Прощения просила. Я это на суде не расскажу, не поймут. О ребенке еще, зачем такого земля носить будет. Не хотела этого, пусть лучше ее одну.
– Ты-то сам хотел ребенка? – он пожал плечами, подумал. Вздохнул:
– Я хотел ее удержать. Два греха, пусть страшных, но простится, если третьего такого же не делать. Если оставить жить. Мне казалось, если у нас ребенок родится, особенно мальчик, Бедеш не уйдет. Мы вернемся, как-нибудь устроимся. Я ведь билеты хотел купить, ее убедить, не в тот день, так через, поезда часто ходят.