Сентябрь прошлого века. Сборник детективов

«Мне всегда хотелось сказать тебе очень многое, но слова – не тот инструмент, которым я хорошо владею. После нашей прошлой встречи у меня столько всего накопилось, помнишь, я звонила тебе, и долго дышала в трубку. Это и есть мои попытки объясниться, а ты подумал, я подшучиваю над тобой. Признаюсь, хотела говорить по шпаргалке, но не получилось. Лучше отвечу письмом, которое положу в почтовый ящик. Мне нравится, что ты каждый лист подписываешь и ставишь дату, я сделаю так же». Но первое письмо не датировано, только второе – семью месяцами до сегодняшнего дня. Дальше письма приносились нерегулярно, когда-то чаще, когда-то реже, но обычно раз в неделю. Короткие или подробные рассказы о том, чему не хватило места в беседе.

Пять месяцев назад собеседница написала, что у нее есть ребенок, девочка шести лет, живущая в пригороде у бабушки. Об отце ни слова, очевидно, разговор все расставил по местам. Спустя два письма она призналась: у девочки нашли артрит. «Да, ты не поверишь, я сама была в шоке, когда узнала от врачей диагноз. Это как удар молнии, нет, как удар… как множество непрекращающихся ударов – первый сбивает с ног, а остальные начинают добивать. А ведь надо вставать, идти, что-то делать…». Только затем, еще по прошествии письма, она решила попросить деньги. На химиотерапию, восстановление, больницу, врачей, сиделок, уколы и лекарства для крохи требовались огромные суммы. Он успокаивал на словах, она благодарила в письмах, называя «благородным рыцарем» и «тихим» или «нежным спасителем». Ему понравилась идея переписки, нотариус стал отвечать ей, очевидно, и его письма оказывались полны той нежности и откровенности, что не получались в обычном разговоре, несколько раз он писал об этом, она цитировала его строки и добавляла от себя: «мы так странно узнаем друг друга, с таких неожиданных сторон, я бы никогда не посмела спросить тебя обо всем, что ты пишешь мне. А почему не посмела? – не пойму, не знаю. Будто мы все еще разговариваем сквозь тонкое стекло, как в первую нашу встречу в терминале, помнишь? Что я спрашиваю, конечно помнишь, ты сам постоянно напоминаешь о ней, и это придает мне новые силы, дает возможность радоваться каждому новому дню. Ты будто вдохнул часть себя в меня, ничего подобного я не знала с момента рождения моей крохи. Я очень хочу быть дольше и чаще с тобой. Жаль, обстоятельства препятствуют этому. Но я так надеюсь, ненадолго».

Что за обстоятельства, в письмах не указывалось. Что-то серьезное, раз она не могла перебраться в двухэтажную квартиру нотариуса, как он сам предлагал не раз, и за что она не раз благодарила ответно. В тех теплых выражениях, которых так не хватало ее глазам и улыбке.

Об умершей жене они почти не заговаривали, как и о сыне. Всего несколько фраз за всю переписку. «Я надеюсь, что я не просто похожа на твою супругу, я надеюсь, ты найдешь во мне то, что позволит нам держаться вместе, не боясь волнений и нелестных суждений. Наверное, ты и так устал от них. Но тебе надо работать, сохранять клиентуру, нужно время, чтоб преодолеть их консерватизм. И не говори, что все понимают твой порыв к двадцатипятилетней девчонке. Возможно, они думают, я ушла от твоего сына, жаль, что Максим, с которым мы так и не повстречались пока, уже невзлюбил меня и говорит всякое, лишь бы отвадить. Мне правда обидно, что он не поймет простого чувства своего папы. Будто он уже не человек вовсе, а только нотариус, отец и кошелек. Прости, не хотела обидеть – ни тебя, ни его».

Максим писал такие письма, несколько, хранящиеся в узкой колонке у двери. Их недавно перебирали, сама колонка заполнена книжками на ночь и милыми безделицами, вроде семи слоников и колоды карт, верхняя полка содержит старые печати, бланки и те самые письма сына. Его открытки находились внизу, а письма здесь.

«Отец, ты совсем потерял голову. Ты понимаешь, с кем связался? Хорошо, ты не хочешь разговаривать со мной, ты вычеркнул меня из жизни, перестал давать деньги, да плевать, выкручусь, не в первый раз ты кидал меня. Да, кидал. Думаешь, каково мне, когда даю чек, а в банке сообщают, что он аннулирован. Это красиво? Но тебе не краснеть, обожаемые коллеги, которые еще не забросили тебя по причине нарастающей бедности, скорее похвалят за строгость к оболтусу, который в тридцать лет не нашел себе приличного места. Да, я такой. Но и ты хотя б держи марку, проверь, с кем ты и кто ты после этого».

«Ты задумывался, почему у тебя не осталось друзей, почему тебе приходится нанимать на полставки секретарей и помощников? Почему тебя сторонятся посетители, куда делись те, кто записывался за неделю на твои приемы? Подумай, что произошло за последний год».

«Ты не хочешь брать трубку, когда я звоню, ты выставляешь меня вон. Но от фактов невозможно уйти. Я буду писать тебе письма – как она. Попробуй хотя бы почитать их, раз ты разучился общаться иным способом, раз выстроил вокруг себя стену».