Сентябрьский декабрист

Сани чуть дернулись, примерзнув полозьями к свежему снегу, и мягко покатились в темноту. Катерина сидела ровно, не обращая на спутника никакого внимания. Владимир теперь уже не стеснялся смотреть на нее, но заговорить пока не решался. Он чувствовал, что она хочет хотя бы мельком посмотреть, чтобы убедиться, что он смотрит на её. Однако, уязвленная гордость заставляла ее смотреть в спину конюха. Когда Владимир заприметил вдалеке едва виднеющееся озеро, решился прервать равномерное звяканье бубенчиков.

– Ради всего святого не верьте им, – начал Владимир.

Катя слегка встрепенулась, как испуганная птичка и потом взглянула на Новосельцева.

–Не понимаю, о чем Вы говорите Владимир Дмитриевич.

– Неужели, Вы не догадываетесь, почему я здесь? Почему безропотно сношу все эти обиды от Вашей семьи?

– Быть может, Вы получаете лишь то, что заслужили, – Катерина снова уставилась вперед.

–А Вы жестоки, Катерина Пахомовна, – Владимир отвернулся от Кати, отведя глаза на проносящиеся мимо снежные сугробы.

– Я обучилась этому у Вас, – сурово произнесла девушка.

– Бог мой! Катя, даже самому жестокому душегубцу дают возможность оправдаться! Так почему же ты не хочешь меня выслушать?

Владимир мягко сжал руку девушки.

– Ваше молчание, пока Вы пребывали в Москве, уже и так сказало мне более, чем я хотела услышать, – Катерина демонстративно отдернула руку, – А сейчас лебезите перед нами, просто потому что боитесь быть убитым моим братом. Боже, меня отдают за проходимца и труса.

Катерина закрыла лицо руками.

– Что же вы такое говорите? Вы даже не представляете, как меня ранят ваши слова, – Владимир в отчаянии опустил голову.

Девушка взглянула на Новосельцева. Его жалкий вид заставил ее говорить более сдержано.

– Скажите, хоть теперь скажите правду. Ваша мать действительно ненавидит меня?

Володя поднял глаза.

–Правда, – тихо сказал он.

– Значит теперь мы квиты, – девушка снова отвернулась.

– Но для меня это не имеет никакого значения. Да пусть думают, что хотят, и Ваши братья и отец и этот Ваш странный родственник, да как же его… Рылеев. В гробу я видел их благосклонность. Все стерплю, только бы знать, что между нами все по-прежнему.

Катя долго молча всматривалась в лицо Владимира. Слабо освещаемое передними фонарями, он казался осунувшимся и усталым, но она без труда улавливала все те прекрасные черты, что так лелеяла в своих воспоминаниях. Та первая встреча теперь, казалось, была уже когда-то очень давно, Катя чувствовала себя много повзрослевшей и более мудрой. Но это никак не помогало понять, кто же перед ней: ее счастье или погибель.

–Да кто же Вы, в самом деле: ангел или демон? Как мне верить вам теперь?

–Катенька, милая, я клянусь…

– Не надо, – Катя резко оборвала его, – не нужно, – сказала она нежнее, – я верю.

Лицо Владимира мгновенно просияло, он кинулся было поцеловать Катю, но сани резко повернули, и его откинуло в сторону, шапка наползла на глаза, а Катерина звонко засмеялась.

Уже довольно скоро за морозами пришла оттепель. Дороги еще не развезло, но уже кое-где можно было видеть черные проталины. В доме Черновых жизнь продолжала течь своим чередом. С самого утра старый генерал прибывал в самом лучшем расположении духа. Он, завернутый в огромного размера турецкий халат, пил кофий, листая уже не самые свежие газеты, и морщился поле каждого глотка. Хлебал генерал эту черную жижу лишь по наставлению упрямой супруги, которая уверяла в пользе этой привычки, хотя сама лишь считала это модным.

Еще до обеда к дому подъехал экипаж, от-куда выскочил человек, укутанный плащом. Прошло около десяти минут прежде, чем Федор-лакей, вошел доложить:

–Его сиятельство генерал Остен-Сакен14.

В двери тут же бодро вошел и сам граф молодецки вытянувших после вежливого поклона. Пахом Кондратьевич резко встал с насиженного кресла, услужливо подводя генерала к столу, предлагая сесть.

– Ваше сиятельство, Фабиан Вальгельмович, какая приятная неожиданность. Чем обязаны?

–Вы уж простите великодушно, что так без предупреждения… – начал было граф.

–Ничего, ничего, – перебил его Пахом Кондратьевич,– Разве может старого вояку смутить визит такого героя и прославленного война, как Ваше сиятельство.

Открытое, доброе лицо графа исказилось в грустной улыбке. Он сидел с опущенными глазами и кончиками пальцев поглаживал сукно стола. Весь вид генерала, говорил о крайне неприятной цели визита.

–Что ж, мне очень приятно, – после некоторого молчания отозвался Фабиан Вальгельмович, – У Вас прелестная семья, и от того еще тяжелее мне рассказать об истинной причине моего приезда.

–Вижу, дело серьезное, – Пахом Кондратьевич облокотился на стол и напряженно взглянул на гостя.

–Буду с Вами предельно откровенен. Да. Меня очень просила об этом Екатерина Владимировна.

–Новосельцева?

–Она самая. Бедняжка очень переживает за сына. Он – ее единственная отрада.

–Так, так… – Чернов откинулся на спинку кресла, – что-то начинает проясняться.