Сепар

Справедливости ради надо признать, что до декабря 1991 года Николай Павлович вёл себя в соответствии с кодексом строителя коммунизма. Он был примерный семьянин, ответственный муж, добрый отец и ночевал дома. Если у него и были любовницы, то об этом мало кто знал, если не считать жены. А вот после 1991 года Николай Павлович как с цепи сорвался. Партии теперь можно было не бояться. Теперь она не могла вышибить из-под толстого зада Николая Павловича руководящее кресло только на том основании, что поведение его владельца было, по официальным меркам этой самой партии, безнравственным. Именно тогда Николай Павлович почувствовал себя полным барином во вверенном ему учреждении и ввёл право первой ночи. Именно тогда он перестал терпеть рядом с собой молодых соперников и вытеснял это немногочисленное племя из вуза вон. Николай Павлович не терпел посторонних мужчин в своём курятнике. Единственный, к кому он благоволил, был Пётр Степанович, потому что Пётр Степанович только условно считался мужчиной.

Когда ректор увидел в своём кабинете записавшегося на приём молодого преподавателя Алексея Иванова, он испытал чувство досады. Николай Павлович был невысок, коренаст и квадратен, с какой стороны на него ни посмотри. У него были напыщенные манеры вельможи, в которого насмешница судьба превратила его из потомственного пастуха. Но пастух из Николая Павловича не выветрился. Он это знал и немного стеснялся, утешая себя тем, что он занимает высокий пост, и воображал, что богат настолько, чтобы купить самую недоступную девушку или порядочную женщину. Ему не приходило в голову, что по-настоящему недоступная девушка ему откажет, а по-настоящему порядочная женщина пошлёт его к чертям собачьим.

Перед Николаем Павловичем стоял молодой и красивый соперник-самец. И у этого соперника-самца не было ни хорошего общественного положения, ни денег. Были низкий статус преподавателя и прекрасные внешние данные. Николай Павлович даже и раздумывать не стал. Немедленно подписал Иванову разрешение на поступление в аспирантуру, чтобы хотя бы на три года он исчез из стен института.

Алексей в довольно-таки унылом настроении возвращался на кафедру.

«Ну, – думал он, – защищу я кандидатскую диссертацию. Потом – докторскую. Буду читать лекции по стилистике французского языка в синем костюме и сером галстуке. Буду ездить на научные конференции в другие города, пить качественный коньяк с коллегами в казённых номерах гостиниц. Может быть, удастся выбить командировку во Францию. – Он улыбнулся. – Моя француженка будет уже второй раз замужем, и у неё будет уже шестеро детей. Не моих! А у меня будет русская жена, дети и студентка-любовница. А может, и не одна любовница, вон как у Николая Павловича! Я выращу пивной живот, – усмехался Алексей, – стану важным доктором наук, получу солидную должность».

Осенью он поступил в аспирантуру по специальности «Французская филология» при Институте филологии Киевского национального университета имени Тараса Шевченко. Ему дали научного руководителя, стипендию и место в общежитии. Вместе с научным руководителем они выбрали тему. Всё вроде бы складывалось удачно. Единственное, что напрягало, это упорное нежелание Зиновия Борисовича, научного руководителя, говорить с Алексеем по-русски, хотя Алексей точно знал, что Зиновий Борисович владеет русским так же хорошо, как и украинским. Проблема была в том, что Алексей украинский кое-как понимал, но говорить на нём не мог, а Зиновий Борисович сердился, что его аспирант столь невежествен, что, живя на Украине, украинским языком не владеет.

Но это было ещё не всё! Алексея смешило, что его научный руководитель повсюду появлялся в хорошем костюме, но под пиджаком у него была надета не рубашка с галстуком, а белая вышиванка. Вышиванка прямо указывала на то, что Зиновий Борисовыч был щирый украинец.

«Осталось добавить только оселедец и шаровары шириной с Чёрное море, – думал Алексей. – До чего же они любят рядиться в одежды прошлых веков! Это всё равно, если бы я сегодня надел красный кафтан шестнадцатого века и узорчатые сафьяновые сапоги с загнутыми носами. Или, того хуже, лапти, льняную рубаху с цветным пояском и льняные портки. И ведь, появись я в таком виде, сочтут, что я рехнулся. А тут ничего! Все делают вид, что так и надо, даже одобряют».

Алексей не сразу погрузился в свою научную работу и не замуровал себя в библиотеках. Он принялся наслаждаться Киевом, его древними соборами и, разумеется, Андреевским спуском. А ещё он заглядывал в пивные бары неподалёку от университета. Не то чтобы Алексей любил пиво. Но в баре можно было познакомиться с девушками. И не обязательно с девицами предосудительного поведения. Хотя эти тоже не исключались из его планов. В пивном баре он познакомился с симпатичной брюнеткой Ириной. У неё был статус порядочной девушки, но долго она не ломалась.