Серая Башня

Взгляни: глаза блестят от слёз!

То — слёзы счастья от того,

Что я нашла свою любовь,

Есть я, есть ты, и никого

Вокруг нас нет, и мира нет,

И не кончается пусть ночь,

И не разбудит нас рассвет,

И не прогонит он нас прочь.

Любимый! Ведь я чувствую всё то же, что и ты!

Я рада нашей встрече в башне,

Я словно начала лишь жить

Теперь, и всё вокруг — неважно,

С тобою лишь бы рядом быть.

Мне кажется, сейчас я задохнусь,

Ты моё сердце захватил, меня пленил.

Ах, счастье разрывает мою грудь.

Смотри, как я дрожу. Будто струна deilynn .

Она действительно дрожала.

— Ну что — возляжем мы на травы средь берёз? — спросила она. — И унесёмся в мир любви и сладких грёз.

Она крепко обняла и страстно поцеловала меня. Это был такой поцелуй, от которого сердце начинает бешено колотиться, а мимо может проноситься вечность, годы, столетия, и ничего больше не хочется — только бы продолжать и продолжать этот поцелуй, всегда, вечно.

Этот поцелуй — будто вода для жаждущего посреди пустыни, и ты надеешься напиться этим поцелуем, и ты пьёшь и пьёшь его, и не можешь напиться, и чем больше пьёшь — тем больше хочется. Этот поцелуй — будто дыхание для задыхающегося, и ты дышишь и дышишь им, и не можешь надышаться, и задыхаешься от этого поцелуя, и не можешь им не дышать. Не можешь прекратить, и не можешь продолжать.

Когда, тысячелетие спустя, поцелуй закончился, она и я тяжело дышали, будто только что совершили восхождение на высокую гору, и в наших глазах плясали огоньки безумного безудержного желания, и ничто не могло остановить его. Наши руки блуждали по телам друг друга, дыхание было тяжёлым и шумным, мы смотрели в страсть, пляшущую в глазах друг друга.

Мы опустились на траву, и страстно целовались, срывали одежду, и бродили жадными руками по телу друг друга. Мы катались по траве и предавались безудержной страстной любви.

Где-то вверху бесшумно пролетел G’haedaeptys, на мгновенье нас накрыла его гигантская тень, но нам в тот момент до него не было дела. К тому же над столицей летали только безопасные, ручные аэптисы.

Внезапно трава и роща исчезла, и мы оказались на красной постели.

(Но ведь этого никогда не было!)

Это была просторная, огромная красная постель, тянущаяся во все стороны вдаль, а вокруг царила тьма и пустота. Дева, обнажённая, сидела на мне, и двигалась вверх-вниз, запрокинув голову и стоная, а мои руки гуляли по её телу, ненасытные, жадные, желающие предельно точно запомнить каждый изгиб, каждую ложбинку, каждую линию, чтобы потом я мог это вспоминать в одинокие ночи. Когда лишусь всего этого.

Ведь мы не могли быть вместе. Из-за конфликта наших Домов. Лишь так — урывками, в ночи крадучись, когда никто не видит и не знает — могли встречаться мы и предаваться неге. Лишь так, урывками, когда не знает её Дом.

Под моими руками, скользящими по её телу, вспыхивали звёзды и созвездия. T’ha-eliya kr’heaye. «Звёздные татуировки» — так это называется. Светящиеся татуировки в виде звёзд (t’ha-elle), созвездий (t’halillwrr) и сияющих ночных пейзажей — очень модное явление у нас на Родине.

Мои руки бродили по её телу среди светил, среди множества миров, других планет, и она, склонившись ко мне, прошептала одно слово:

— Dalanadriel'…

Глава 18 Сказка

Я встал в пятом дионе. Принял обязательные лекарства, оделся, собрался и спустился вниз.

Хмурый Тольскер — видимо, не выспавшийся и испытывающий похмелье — с гримасой отвращения завтракал в почти пустом зале корчмы. Кроме него тут был лишь Сэлдэн и зевающий за стойкой корчмарь. Тем не менее, огонь в очаге горел, в котлах что-то булькало, и воздух наполнялся соблазнительным ароматом пищи.

Сэлдэн вполголоса сообщал Тольскеру:

— Захожу, значит — и вижу такую картину… Мастш Рой с подушкой обнимается и что-то на непонятном языке лопочет! Ну я похохотал немного и лёг на свою кровать. Он внезапно успокоился, прошептал какое-то иностранное слово и затих.

— Что за слово-то? — хмуро спросил Тольскер, не проявляя особого интереса к рассказу.

— Что-то вроде «хренаель», «ларихрень»…

— Хм, — лишь буркнул Тольскер и продолжил завтрак.

— Доброго утречка, мил спадэн! — поприветствовал меня корчмарь с поклоном.

— И вам доброго, хозяин.

Тольскер и Сэлдэн обернулись.

— О, мастш Рой! — воскликнул Тольскер. — С почином нас, мил спадэн! Вместе первые сутки в пути провели. Можно сказать, уже братьями стали.

— Ага, — буркнул я и сел за стол напротив Тольскера.