Серая мать

Хрусткий шорох. Как будто от трения, когда по земле медленно, с остановками волочат что-то тяжелое. Звук шел издалека, из глубины одинаковых серых дворов. Чтобы узнать, что это такое, Семен прошел через два двора и остановился на границе третьего, под аркой, соединяющей углы двух домов.

Навстречу, не видя его, двигалось на четвереньках какое-то существо с низко опущенной головой, которую опутывали грязные темные космы. Трясущиеся конечности с трудом волокли вперед свою ношу: округлившееся, безобразно раздутое тело. Нет, не тело даже, а один огромный живот.

Человек?

Слегка наклонив голову вбок, Семен стоял под аркой, разглядывая медленно приближающееся к нему нечто. Да, оно походило на человека. Судя по длинным волосам, это могла быть женщина.

«Что это?»

Мысленный вопрос, обращенный к Серой Матери, остался без ответа. Струйка невесомого песка просыпалась с арки на голый череп Семена, пощекотала за ухом и утекла вниз, под ворот куртки. Дернув плечами, он развернулся и пошел прочь. Что бы ни происходило с тем человеком (той женщиной?), его это не касалось. Серая Мать не просила его вмешиваться в чужое перерождение. Она просила о другом.

Семен подошел к нужному дому. Попытался вспомнить, как уходил отсюда вместе со своими спутниками, и не смог. Возможно, времени прошло не так уж и много, но все равно это было слишком, слишком давно. С тех пор очень многое изменилось. Для него все стало совсем иным.

Прежде чем зайти в подъезд, он запустил руку в карман джинсов и нащупал там кое-что. Но этот предмет больше не имел никакого значения: он был не более чем отголоском далекого прошлого. Семен уже не хотел помнить ни о нем, ни о его предыдущем владельце, ни о темном подвале со зловонным ведром.

Он хороший человек, и ему не место в подвале.

Тронутая свежей ржавчиной «зиппо» казалась липкой. Пачкала ладонь. Семен отшвырнул зажигалку и вошел в свой новый дом.

2

Лиля снова здесь, в пещере. И это не наркотический сон, а реальность. Странная, извращенная, но все-таки реальность.

Теперь Лиля чувствует боль. Не очень сильную, но все же мучительную. Боль переползает то в одну, то в другую часть тела, впивается в плоть, режет, надсадно ноет… Лицо тоже периодически пульсирует и саднит. Однако эта боль слабее, а значит, все не совсем плохо. Значит, муж все-таки избивал ее не в полную силу.

Это он приволок ее обратно сюда и оставил на песке, усыпанном обглоданными костями. Воспоминания путались, расплывались мутными пятнами, как сквозь рифленое стекло, но Лиля была уверена, что именно он это сделал. И новый Даня в ее животе – тоже его работа.

Куда исчез предыдущий Даня, она не помнила. Распадающийся разум был не в силах удерживать происходящее. Кажется, после его исчезновения все шло хорошо, какое-то время она даже чувствовала себя счастливой, а потом из командировки вернулся муж. И она оказалась в аду.

То проваливаясь в сомнамбулическое беспамятство, то вновь приходя в себя, Лиля кружила по пещере. Точнее – ползала раненой черепахой из конца в конец, периодически замирая, чтобы заглушить боль. Но легче не становилось, и тогда Лиля двигалась дальше, надеясь, что боль пройдет при смене положения тела. И так – снова и снова, до тех пор, пока вдруг не осознала, что осталась одна.

Нет, это не было абсолютное одиночество, ведь с ней был новый Даня. Он еще не родился, но уже мучил ее своим вечным нытьем и словесным поносом. Чокнутое радио в животе, не затыкающееся ни на минуту. Но присутствия мужа Лиля больше не ощущала. Все это время она знала, что супруг где-то поблизости, чувствовала его неусыпное внимание, а теперь оно исчезло.

Это был ее шанс. Возможно, последний.

С трудом усевшись ровно (огромный живот тянул к земле, перевешивал), Лиля огляделась в поисках выхода. Во время своих хаотичных перемещений по пещере она утратила ориентацию в пространстве. Наконец она определилась с направлением, снова согнулась и оперлась на руки.

Исколотые обломками костей ладони и колени кровоточили. На свежие ранки тут же налипал песок. Песчинки кололись, впиваясь в незащищенную кожей плоть, но Лиля продолжала ползти к выходу. Она очень хотела освободиться.

Наконец дрожащие руки и ноги вынесли ее наружу. Гноящиеся глаза закрылись, не выдержав острого дневного света. Некоторое время Лиля продвигалась вперед ощупью, понемногу приоткрывая слипающиеся веки, пока глаза не привыкли.

Первым, что она сумела более-менее отчетливо разглядеть, были ее собственные руки. Саднящие ладони серыми перчатками облепили песок и песчаная пыль, а от предплечий вверх протянулись уродливые толстые рубцы, прорастающие откуда-то изнутри, прямо из-под кожи. Эти мясистые наросты, кажется, заменяли собой мышцы Лили, уменьшая ее и без того скудные силы. Судя по слабости во всем теле, они были повсюду.

Новый Даня собирался выжать из нее все соки. Превратить в ни на что не годную мумию, а потом сбросить, словно ненужную оболочку.