— Вы так и не ответили на мой вопрос, — заметил я, откидываясь на спинку крутящегося кресла. — Зачем вы пришли?
— Эдисона Суита убили.
— Ага. Я читал в газете. Но вам не стоило бы слишком удивляться этому: вы, именно вы его подставили.
Она сжала сумку на коленях.
— По-моему, вы сошли с ума.
— Быть может. Но я не тупица. Вы были единственной, кто знал, что я разговаривал с Тутсом, Только вы могли донести об этом ребятам, которые прислали ему куриную лапу в подарочной упаковке.
— Вы ничего не поняли.
— Неужели?
— Никаких ребят не было. После того, как вы покинули аптеку, я позвонила моему племяннику. Он живет неподалеку от «Красного петуха». Это он спрятал лапу в рояль. Туте был болтуном. Ему следовало напомнить о том, чтобы он держал язык за зубами.
— Вы хорошо об этом позаботились. Теперь его язык остался там навсегда.
— Неужели вы думаете, я пришла бы к вам, будь я в этом замешана?
— Я отдаю должное вашим способностям, Эпифани. Ваше представление в парке было весьма убедительным.
Эпифани куснула себя за костяшки пальцев и нахмурилась, ерзая на стуле. Она чертовски походила на прогульщицу, вызванную на ковер к школьному директору. Если это было игрой, то она удалась.
— Вы не имели права шпионить за мной, — сказала Эпифани, стараясь избегать моего взгляда.
— Департамент парковых хозяйств и Общество гуманистов не согласятся с вами. Ваша маленькая религия исповедует зловещие ритуалы.
На этот раз Эпифани впилась в меня черными от ярости глазами.
— Обеа не подвешивала человека на крест. И никогда не порождала «Священную войну» или инквизицию…
— Ну да, конечно: прежде, чем сварить суп, нужно убить цыпленка, верно? — Я закурил сигарету и выпустил струйку дыма в потолок. — Но меня беспокоят не мертвые цыплята, а скорее, мертвые пианисты.
— Вы думаете, я спокойна? — Эпифани подалась вперед и кончики ее девичьих грудей натянули тонкую материю синего свитера. Про таких девушек говорят «сочная», и мне представилось, как я утоляю жажду ее смуглой плотью.
— Не знаю, что и подумать, — продолжал я. — Вы звоните, уверяя, что должны меня срочно видеть. Теперь вы здесь, но ведете себя так, будто делаете мне одолжение.
— Возможно, так оно и есть. — Она откинулась назад и скрестила длинные ноги. — Вы начинаете поиски Джонни Фейворита, и на следующий день убивают человека. Это не простое совпадение.
— А что же это?
— Посмотрите, как расшумелись газеты, связывая это убийство с «ву-ду», но я могу сказать совершенно точно: смерть Тутса Суита не имеет к «обеа» ни малейшего отношения.
— Откуда вам это известно?
— Вы видели фотоснимки в газете?
Я кивнул.
— Тогда вы знаете, что кровавые знаки на стенах — это символы «ву-ду»?
Моя голова снова сделала молчаливый кивок.
— Так вот: легавые разбираются в «ву-ду» не лучше, чем свиньи в апельсинах! Эти символы должны были изображать «веве», но вовсе их не изображают.
— Что за «веве»?
— Магические знаки. Я не могу объяснить их значение непосвященному, но вся эта кровавая чепуха совершенно не относится к настоящему ритуалу. Я уже много лет «мамбо» и прекрасно в этом разбираюсь.
Я затушил окурок в пепельнице из Сторк-клуба, памяти о давно угасшем любовном романе.
— Я уверен, что вы в этом разбираетесь, Эпифани. Так значит, знаки фальшивые?
— Не фальшивые, а скорее, неправильные. Не знаю, как объяснить по-другому. Ну скажем, кто-то описывает футбольный матч и путает «гол» с «угловым». Вы понимаете?
Я сложил «Ньюс» так, чтобы она видела третью страницу, и показал ей змееобразные зигзаги, спирали и прерывистые кресты на фото.
— Вы подразумеваете, что все это выглядит похожим на «веве» и прочее, но изображено неверно?
— Вот именно. Видите вот этот круг, где змей заглатывает собственный хвост? «Дамбалла», настоящее «веве», символ геометрического совершенства вселенной. Но ни один посвященный никогда не начертит его рядом с «Бабако», как здесь.
— Итак, тот, кто начертил эти рисунки, по меньшей мере знает, как выглядят «Бабако» и «Дамбалла».
— Именно это я и стараюсь вам растолковать. Вы знали, что Джонни Фейворит некоторое время был связан с обеа?
— Я знаю, что он был «хунси-босал».
— У Тутса и впрямь был длинный язык. Что еще вам известно?
— Только то, что в то время Джонни Фейворит путался с вашей матерью.
Эпифани скривилась, будто глотнув что-то горькое.
— Это верно. — Она покачала головой, в то же время как бы отрицая этот факт. — Джонни Фейворит был моим отцом.
Это откровение будто вдавило меня в кресло.
— Кто еще знает об этом?
— Никто, кроме меня и мамы, но она умерла.
— А как же Джонни?
— Мама так и не сказала ему. Он очутился в армии еще до того, как мне исполнился год. Я не солгала вам, когда сказала, что мы с ним не встречались.
— А почему вы откровенничаете со мной сейчас?
— Я боюсь. Смерть Тутса чем-то связана со мной. Не знаю, каким образом, но я чувствую это каждой клеточкой тела.
— И вдобавок, вы считаете, что в этом замешан Джонни Фейворит?
— Не знаю. Мне казалось, что вам это уже известно, ведь думать — ваша работа.
— Возможно. А теперь: если вы что-то утаили, сейчас самое время открыться.