Сердце бури

Реюньон-сюр-Уаз, бывший Гиз

15 жерминаля, год второй

Гражданин и соотечественник!

Камиль Демулен, мой сын, республиканец в душе, в соответствии с принципами и, если можно так сказать, инстинктом. Он был республиканцем в душе и по собственному выбору задолго до 14 июля 1789 года и продолжает быть им в настоящем в своих поступках…

Гражданин, я прошу вас об одном: расследуйте и заставьте присяжных расследовать поведение моего сына.

С пожеланиями здоровья и братства от соотечественника и собрата-гражданина, который имеет честь быть отцом первому и самому решительному из республиканцев…

Демулен

«Эй, Лакруа, если я оставлю свои ноги Кутону, а яйца Робеспьеру, комитет воспрянет духом».

День четвертый.

Продолжается допрос братьев Фрей. Десять, одиннадцать часов. Декрет Конвента лежит у Эрманна под рукой. Он смотрит на заключенных – они смотрят на него. Следы прошлой ночи видны на их лицах. Эрманн прочел текст письма, адресованного комитетом командиру Национальной гвардии, и теперь воодушевлен: «Не арестовывать, мы подчеркиваем, не арестовывать ни прокурора, ни председателя трибунала».

Когда время приближается к полудню, Фукье обращается к Дантону и Лакруа:

– У меня хватает свидетелей, готовых вас обвинить. Однако я не стану их вызывать. Вы будете осуждены на основании документов.

– Что, черт подери, это значит? – Лакруа возмущен. – Каких документов? Где они?

Ответа он не получает. Встает Дантон:

– Со вчерашнего дня мы утратили веру в то, что закон будет соблюдаться. Но вы обещали мне, что я смогу себя защищать. Это мое право.

– Ваши права, Дантон, временно приостановлены. – Эрманн оборачивается к присяжным. – Вы слышали довольно?

– Да, мы слышали довольно.

– Судебное заседание закрыто.

– Закрыто? Что вы имеете в виду? Вы не зачитали наши заявления. Вы не вызвали ни одного нашего свидетеля. Суд еще не начинался.

Камиль встает рядом с ним. Эро тянется удержать его, но Камиль отступает в сторону, ускользая из его рук. Он делает два шага по направлению к присяжным. Поднимает бумаги.

– Я настаиваю, чтобы мне предоставили возможность выступить. На протяжении всего процесса вы отказывали мне в праве говорить. Вы не можете осудить человека, не выслушав его доводов в свою защиту. Я требую, чтобы мне разрешили зачитать мое заявление.

– Вы не можете его зачитать.

Камиль комкает бумаги и с поразительной меткостью швыряет их в голову председателю. Эрманн позорно ныряет вниз. Фукье вскакивает:

– Заключенные оскорбили государственную юстицию. В соответствии с декретом их следует вывести из суда. Присяжные удаляются для вынесения приговора.

За барьером толпа уже потянулась наружу, занять места вдоль пути следования повозок и рядом с эшафотом. Вчера вечером Фукье приказал выделить повозки: три штуки, ближе к вечеру.

Два пристава спешат поднять Фабра.

– Мы должны отвести вас вниз, граждане, пока присяжные совещаются.

– Уберите от меня руки, пожалуйста, – говорит Эро с опасной вежливостью. – Идемте, Дантон, что толку здесь стоять. Идемте, Камиль, надеюсь, вы не станете поднимать шум.

Однако Камиль намерен поднять как можно больше шума. К нему подходит судебный пристав. Пристав знает – для него это символ веры, – что приговоренные не сопротивляются.

– Прошу вас следовать за нами, – говорит пристав. – Прошу не шуметь. Никто не собирается причинять вам боль, но, если не подчинитесь, нам придется применить силу.

Дантон и Лакруа уговаривают Камиля. Он отчаянно цепляется за скамью.

– Я не хочу причинять вам боль, – смиренно повторяет пристав.

Часть толпы задержалась и смотрит на них. Камиль ухмыляется ему в лицо. Пристав безуспешно пытается оторвать его от скамьи. Давление нарастает. Невидящий взгляд Фукье останавливается на кузене.

– Бога ради, примените силу и вынесите его, – кричит Эрманн. Он раздраженно швыряет на стол книгу. – Выведите их всех отсюда.

Один из приставов хватает Камиля за длинные волосы и с силой дергает назад. Слышно, как хрустит кость, Камиль кричит от боли. Спустя мгновение его швыряют на пол. Лакруа с отвращением отводит глаза.

– Пусть Робеспьер знает, – говорит Камиль, пока его тащат по мраморному полу. – Пусть он это запомнит.

– Итак, – говорит Эрманн Фукье, – половина Полицейского комитета в комнате присяжных, и теперь мы можем к ним присоединиться. Если они замешкаются, предъявим им документы из британского Министерства иностранных дел.

За дверью силы почти оставляют Фабра.

– Стойте, – выдыхает он.