Она лежала, уже засыпая, и вспоминала теперь только самое хорошее, самое яркое, самое счастливое. Этого тоже было много. А началось всё с пригорка в парке Конса и с китов в синем море…
Цвела сирень. Они гуляли с Флоренсией во дворцовом парке. По траве ползали два карапуза — Герц и Кондор. Потом откуда-то появился Эдгар в нелепой соломенной шляпе и подхватил обоих братишек подмышки, все рассмеялись…
Скрип двери ее разбудил. Ингерда очнулась, с трудом открывая глаза. В дверях стояла женская фигура с черным покрывалом на голове. Сердце сжалось от нехорошего предчувствия.
— Кто ты?
Фигура молча шагнула к ней и откинула покрывало с лица. Это была невеста Улпарда.
— Норки? — ужаснулась Ингерда.
Лицо у девушки было странное: бледное и застывшее, как будто мертвое.
— Моя честь требует, чтобы я убила тебя, — сказала она бесцветным голосом, — приготовься к смерти, рыжая царица.
Шутить эта дикарка явно не собиралась, она достала кинжал из-за пояса и твердо сжала его в руке.
— Ты уже приходила, чтобы убить меня, — напомнила ей Ингерда, даже через свой страх она поняла, что нужно как-то отвлечь и разговорить противницу, и это единственное, что может сейчас ее спасти, — зачем тебе это нужно?
— Моя честь требует этого, — повторила Норки.
— Разве я чем-то оскорбила тебя?
— Ты отобрала у меня всё!
— Я? По-моему, это вы ворвались в мою страну и отобрали у меня всё.
Дикарка слегка задумалась. Это обнадежило.
— Я была королевой, — сказала Ингерда, — а теперь я ваша пленница. Ты победила меня.
Разве я могу у тебя что-то отобрать?
— Да. Мужа. И жизнь.
— Это у меня вы отобрали мужа. А теперь и жизнь хотите отобрать.
Дикарка посмотрела удивленно, даже немного растерянно.
— Послушай меня, девочка, — спокойно заговорила с ней Ингерда, — нам с тобой нечего делить. Мне твой жених не нужен. Да и я ему не нужна. Ему просто нравится всё яркое… если хочешь знать, я тебя прекрасно понимаю, сама ненавижу ветреных мужчин. Давай вместе вернем тебе твоего жениха. Я могу тебе помочь. Немного женских хитростей — и он снова твой, Норки. Это не так уж сложно, поверь мне.
Дикарка смотрела на нее с каменным лицом.
— Поздно, — сказала она, — теперь уже поздно.
Ингерде показалось, что в глазах у нее блеснули слезы.
— Почему же поздно? Почему?
— Потому что я досталась другому. Я опозорена. И только смерть может спасти меня.
— О, господи…
— Я умру. Но вместе со мной уйдешь и ты.
— Послушай, Норки…
— Я не желаю тебе зла, царица. Но моя честь требует, чтобы я убила тебя и себя.
Эти дикие нравы просто сводили с ума.
— Хорошо-хорошо, — кивнула Ингерда, — ты меня, конечно, убьешь. Куда же я денусь со своей раной… но ты хотя бы объясни мне, почему ты опозорена? И при чем тут я?
— Посмотри на меня.
Норки сняла покрывало совсем. Руки ее при этом дрожали, словно она открывала что-то ужасное. Ужасного ничего не было, только волосы ее теперь стали белыми.
— Наши женщины отдают свою девственность только самым достойным воинам. А взамен получают их именной пояс. И всю жизнь гордятся этим. Я была предназначена для Улпарда, даже Великий Шаман говорил об этом… Но Улпарду нужна только ты, рыжая пленница! А я от злости и отчаяния потеряла рассудок и потеряла свою честь. Я отдалась такому ничтожному слуге, у которого даже пояса нет. Я никогда уже не стану царицей.
— Какая ты честная, Норки, — поразилась Ингерда, — не говори ты ничего своему Улпарду, он и не узнает никогда. Умирать-то зачем?!
— Мои волосы всё скажут за меня сами, — с отчаянием посмотрела дикарка, — не могу же я всю жизнь ходить под покрывалом!
— Волосы? — до Ингерды стало кое-что доходить, — у вас это как-то связано, да?
— Да. Мы теряем цвет волос вместе с девственностью. И вплетаем в косу пояс воина.
Все это было странно и дико: девственность, пояс, честь, позор…
— Девочка моя, — Ингерда посмотрела на свою непрошеную гостью с жалостью, — и из-за этого умирать? Давай сделаем проще — покрасим твои волосы обратно в черный цвет. Вот и всё. Незачем этим мужикам знать, кого ты любила и когда.
— Как покрасить? — изумленно уставилась на нее дикарка.
— Да очень просто. Краски есть любые: черные, белые, рыжие, зеленые… какие хочешь.
Она была еще совсем дитя, лет семнадцати, не больше. Личико юное, кожа гладкая, губы нежные как у ребенка, глаза синие как фиалки. В глазах стояли слезы. Дурак был этот Улпард!
Дурак и свинья.
— Загляни в ванну, детка. Там наверняка стоит набор с красками. Принеси его. И полотенце с расческой прихвати.
Кинжал Норки убрала. Это обнадеживало. Впрочем, Ингерда уже не боялась ее. Девочка хотела жить, это было очевидно. Она принесла коробку с порошковыми красками, которые у нормальной женщины лежали в каждом углу и в каждой сумочке, как пудра и губная помада.
Цвет волос часто приходилось освежать и менять его оттенки. Это было так же привычно, как умываться по утрам.
Ингерда обернула плечи девушки полотенцем и посыпала черный порошок ей на голову.
Потом осторожно причесала ее.
— Ну вот. Еще пять минут — и всё. А ты так переживала.
Норки стояла у ее постели на коленях, послушно склонив голову.
— Вы все тут ведьмы, — сказала она.