— Только честно. Мне очень важно знать именно правду.
— Хорошо.
— Ты… не бойся, любой ответ меня устроит, только правдивый.
— Да я понял.
На самом деле она хотела только одного ответа, поэтому волновалась.
— Скажи… я… красивая?
Она подумала, что он, хоть и не мужчина еще, но красивых женщин во дворце видел и может сравнить ее с ними. Наверно, это было глупо, это было от отчаяния. Лицо юного слуги изумленно вытянулось, стало очевидно, что именно этого вопроса он никак не ожидал.
Он даже выключил своего жужжащего уборщика.
— Безумно, — услышала она в полной тишине.
Услышала то, что хотела, то, что было приятно, но облегчения это не принесло никакого, только сердце застучало с перебоями.
— Тогда ты просто ничего не понимаешь, — сказала она с досадой, — я сама до сих пор считала себя красивой. Но ваши женщины… с ними невозможно сравниться! Разве ты не знаешь?! Они владеют такими средствами, чтобы подать себя, что нам, лесным охотницам, и не снилось. У вас вообще много всего придумано… я, наверно, глупа, что говорю тебе всё это… просто всё перевернулось. На Шеоре я была красивая, а здесь уже некрасивая…
Пока она говорила, щеки ее совсем запылали от стыда и злости, на глаза навернулись слезы. Арктур слушал ее, изумленно распахнув свои голубые глаза, потом вдруг резко встал, шагнул к ней и взял за плечи.
— Господи, что ты болтаешь!
— Я?!
Норки просто задохнулась от такой наглости и перестала что-то понимать вообще, а через секунду он уже целовал ее. Она этого не хотела, даже мысли не допускала, что так получится, но так получилось. Ей вполне было по силам оттолкнуть этого ничтожного мальчишку, но в первое мгновение его наглость просто парализовала, а потом… а потом она уже обо всем забыла.
Голова закружилась. Всё тело как будто окатила горячая волна, сердце оборвалось, в ушах зашумело. Норки куда-то падала или просто становилась невесомой и прозрачной и даже вырваться не пыталась, хотя происходило нечто совершенно недопустимое. Изменить Улпарду она была согласна, но не с пленным же мальчишкой-аппиром, своим собственным слугой!
Оказавшись на кровати она на секунду опомнилась и даже рванулась прочь, чтобы он не расстегивал ее куртку.
— Пусти!
Арктур ее не выпустил, но остановился.
— Что-то я сегодня чересчур торопливый, — сказал он, — извини.
И снова прикрыл ее губы своими. Она снова почувствовала уносящую ее ввысь горячую волну. Они летали где-то вместе, в каких-то заоблачных далях, потом закружились, потом упали вниз. Ей показалось, что это уже порог наслаждения, и сильнее ничего быть не может.
Да и вообще после этого можно уже не жить.
— Ну что? — спросил он потом, устало откинувшись на подушку.
У нее даже слов не было, только немое изумление, что любовь в самом деле так прекрасна.
— Раздеваться будем, красавица?
Она принялась расстегивать свои ремни. Ей уже было всё равно, что будет завтра, хотя большего падения и представить было невозможно. Эдева покончила с собой, отдавшись презренному рургу. Норки тогда не понимала, как это можно так забыться, а сейчас сама потеряла голову от пленного мальчишки-аппира.
Впрочем, он был уже не какой-то. Он был совершенно особенный, и он уже нравился ей безумно. Норки торопливо разделась. Он тоже. Без одежды, как без доспехов, стало неуютно и немного страшно. Ей показалось, что они даже похожи: оба юные, худенькие, жилистые, гибкие и совсем неопытные, как два молодых волчонка. Они как будто были созданы друг для друга, и это тоже было похоже на сказку, на неожиданную маленькую сказку до самого утра.
— Какой же ты красивый, — изумленно сказала она, до этого ей нравились совсем другие мужчины.
— Это ты меня раньше не видела! — усмехнулся Арктур.
— Ты меня тоже, — вздохнула она.
О прошлом вспоминать не хотелось, особенно сейчас. Что там было, кроме войны и смерти, сгоревших городов, стонов раненых, криков пленных и бесконечных переходов по размытым дождями дорогам? Что там было, кроме боли и жестокости? И она тоже была жестокой и беспощадной, как весь этот несправедливый мир.
Они сидели на кровати, смотрели друг на друга и как будто боялись друг к другу прикоснуться. Норки слышала, как стучит ее собственное сердце.
— У тебя это тоже в первый раз? — спросила она смущенно.
Он даже улыбаться перестал. Наверно, как и она, смутился.
— А… у тебя?
Странно, что он не понял этого по ее волосам. У этих аппиров всё было не так!
— Я никогда не любила, — призналась Норки, — я только воевала.
— Только воевала?
— Да.
— А я… а я и того хуже, — потрясенно посмотрел на нее Арктур.
— Странно… — она заметила, что вся дрожит, — на войне не боялась, а сейчас как будто боюсь.
— Не бойся, — он протянул к ней руки, — ничего не бойся, детка.
Всё было впервые: поцелуи, прикосновения, объятья, вкус и запах мужского тела. Всё было как в сказке! Она подумала, что Улпарда ей вряд ли захотелось бы так ласкать, у него не было таких сладких губ, такой гладкой кожи, таких нежных рук и такой неопытной осторожности, как у этого голубоглазого аппира. Да и не любила она его ни капли!