— А ты не скажешь папе сам? — немного смущенно спросила Анастелла, отставляя пустой бокал.
— Я? Сам?
— Ну, тебе же проще! Скажешь, что ты передумал.
— Ладно, — кивнул он великодушно, — нет ничего проще.
— С вами очень хорошо работать, — сказала Оливия, когда он вылез из саркофага, — вы все режимы проходите очень плавно.
— Конечно, — не стал он скромничать, — я же мастер!
Она оказалась еще более строгой и красивой, чем на кладбище. Черт знает что это была за особа. Ему иногда казалось, что он побаивается ее тяжелого взгляда. Это он-то! Прыгун!
Чтобы побороть этот идиотский, необъяснимый страх, ему хотелось немедленно затащить ее в постель. Потом он понимал, что это глупо.
Руэрто вышел в коридор. Ноги от перегрузок заплетались. Из соседней двери почти выполз Ольгерд в таком же состоянии. Они с пониманием посмотрели друг на друга и отправились в буфет.
— Послушай, какого черта! — проворчал Руэрто, запивая шампанское водкой, — я вовсе не собирался на ней жениться! Мне вообще ни на ком нельзя жениться: это будет преступление.
И детей нельзя иметь. Неужели наш лучезарный Леций этого не понимает?.. Но представь себе: заходит пигалица и заявляет: «Я тебя не люблю и никогда не полюблю!» Это как?!
— Кошмар, — поморщился Ольгерд.
— Вот именно… У меня женщин было больше чем битой посуды в этой забегаловке! Но такого мне еще никто не заявлял! Ни до, ни после…
— Она еще девчонка и ничего не понимает.
— Вот именно…
Они выпили еще. Ольгерд тоже был в скверном настроении, поэтому бутылки пустели быстро.
— Нет, я хочу на него посмотреть, — не выдержал Руэрто, — это просто интересно!
— На кого?
— На этого студента, которого она так любит!
— Ты знаешь, где его найти?
— В общежитии, где же еще?
— И что ты ему скажешь?
— Да ничего! О чем с ним говорить?
— Хорошая идея.
— Прыгнем? — спросил Руэрто.
Ольгерд встал и покачнулся.
— Нет. Лучше возьмем такси.
Они вылезли возле общежития, прошли по темному двору и остановились в вестибюле мужского корпуса. Там он узнал по справочной, что счастливчик Льюис Тапиа живет в восьмой комнате на первом этаже, но сейчас его нет.
— Приплыли, — усмехнулся Ольгерд, — что будем делать?
— Ждать, — заявил Руэрто.
Они дожидались на спортплощадке напротив окон корпуса. Окна все были одинаковые, с желтыми занавесками. Почти нигде свет уже не горел. Зато разгорелись ночные звезды, как известно, друзья влюбленных и поэтов. Оорл периодически порывался пройти по бревну, но всё время падал. Руэрто даже не пытался. Он сидел на заборчике и смотрел на дорогу.
Идиотское было занятие. Как раз для пьяного идиота.
Наконец поздно вечером они появились. Оба. Шли в обнимку и целовались через каждые пять шагов. Льюис запускал руки в ее пушистые растрепанные волосенки, а она со смехом висла у него на шее. Оказалось, что это не очень-то приятно — смотреть на чужое счастье, на брызжущее, искрометное счастье! От этого почему-то занудно ныло сердце.
— Черт возьми, Ромео и Джульетта, — проворчал Руэрто.
— Красивый мальчик, — хмуро сказал Ольгерд, — моя жена тоже в него влюблена.
— Риция?! — он чуть не упал с забора.
Оорл не ответил.
— Пошли, — сказал он, — ты видел достаточно. Я тоже.
— Я видел двух глупых влюбленных щенков!
— И двух пьяных старых дураков.
— Послушай, не свернуть ли нам башку этому студенту? Отбивать женщин у Прыгунов — это уже сверхнаглость!
— Пошли, мы смешны…
В восьмой комнате вспыхнул свет. Два силуэта за желтой занавеской слились в один.
Смотреть на это стало невыносимо.
Потом была мокрая от моросящего дождя дорога по ночному городу. Они шли шатаясь и сожалели, что Эдгар на Тритае: втроем они бы так не набрались.
— Черт его понес в этот лягушатник, — ворчал Ольгерд, — он свалил на меня все свои проблемы. Я теперь должен выслеживать какого-то дядю Роя и наблюдать за Оливией.
— Вообще, странная девица, — заметил Руэрто.
— Ничего странного… Только мурашки по спине ползут, когда она смотрит.
— У тебя тоже?
Они посмотрели друг на друга и рассмеялись. Им тогда было смешно. Город уже плакал холодными слезинками дождя, а они хохотали… В самом деле, не плакать же было о том, что какая-то девчонка влюбилась в бедного студента и потеряла голову от счастья! Не злиться же, что молодость — это для молодых и любовь для них же! Не думать же всё время только об этом…
Дом всё еще был в хаосе переезда. Это раздражало. Слуги спали, поэтому он сам разделся, сам разобрал постель и сам задернул шторы, чтобы солнце не вздумало разбудить его до самого обеда. Голова болела, а на сердце лежал какой-то тяжелый, неповоротливый кирпич.
Утром позвонил Кондор и настойчиво позвал его к себе в больницу. Руэрто терпеть не мог всякие обследования, поэтому откладывал визит почти две недели. На этот раз пришлось согласиться.
— В моей крови полно алкоголя, — предупредил он, усаживаясь в сканерное кресло.
— Ты здоров как бык, — вежливо улыбнулся воспитанный отпрыск Конса, просвечивая его своими всевидящими глазами, — всё с тобой в порядке, я это и так вижу. но я должен сделать кое-какие анализы.
— Зачем?
— Как зачем? Все-таки два года на Наоле…
— А! Ну-ну…