Сердце мастера

– Увы… Это была чудесная вилла на берегу моря! Вебер разбил там восхитительный сад. Я был там однажды – много лет назад, когда скульптор был еще жив. Правда, с ним в тот момент уже очень трудно было вести беседу: к восьмидесяти годам Вебер совершенно потерял рассудок. Он практически не спал, бродил по саду, придирчиво разглядывая собственные скульптуры. Потом надолго запирался в мастерской, в ней же и дремал урывками, свернувшись зародышем на голой скамье. В последние годы он ваял одну и ту же статую – молодую обнаженную женщину. Сотни раз ее уничтожал и начинал все сначала. С близкими Вебер почти не разговаривал, лишь бормотал себе под нос какую-то бессмыслицу… что-то там про «реку времени».

– Похоже, я знаю, где расположена его вилла… – Оливия произнесла тягучее, как сливочная нуга, греческое название.

– А вы очень хорошо подготовились! – заметил Штакельберг. – Именно в Итее проходила когда-то свадьба скульптора… Туда он впоследствии и перебрался со своей женой Пенелопой.

Немного помолчав, Штакельберг веско добавил:

– Господин Лаврофф в нашей телефонной беседе сообщил, что вы работаете над курсовой, посвященной искусству двадцатого века. Что ж, действительно было бы несправедливо не упомянуть о творчестве великого баварца! Я рад, что вы отдаете должное его гению, мадмуазель. Вот увидите – мода на монументализм обязательно вернется. История совершит эволюционный виток и появится новый диктатор, которому захочется увековечить в камне свой триумф!

XXXV Река времени

В этот приезд они решили остановиться в непритязательном семейном отеле на севере Афин – в том самом квартале, где прошло ее детство.

За минувшие годы здесь ничего не изменилось: все так же на окраине пыльной дороги стояли грузовики с нагревшимися на солнце апельсинами, также пестрели бело-синие скатерки придорожных таверн, также скучали в тени на плетеных стульчиках загорелые деды, потягивая ледяной фраппе и перелистывая свежие газеты… А где-то вдалеке гудел призывно церковный колокол, заглушаемый звуком тарахтящего экскаватора и неразборчивыми криками рабочих…

Оставив вещи в номере, Оливия дошла пешком до того места, где они жили когда-то с мамой, отцом и бабушкой Софией. Их старого дома давно уже не было – он сгорел дотла во время одного из лесных пожаров. Землю продали, и на эти деньги мама устроила ее в пансион при известной хореографической школе в Париже – беззаботное карамельно-цитрусовое детство на этом закончилось.

После отъезда Оливии мама продолжала снимать квартирку в Афинах, преподавая в Академии танца имени Марьяниной. А на лето перебиралась к отцу на Корфу: тот с возрастом требовал все большего внимания, часто болел, страшно чудил и навещать Оливию в другой стране был уже не в состоянии.

Время от времени дочь бросала все дела и приезжала к родителям сама.

Однако Родиону в этот раз с трудом удалось выкроить время для греческих каникул: он лихорадочно дорабатывал свой материал о коррупции. Текст расследования совсем скоро должен был появиться на страницах «Мондьяль» – влиятельной французской газеты, в которой Родион когда-то начинал журналистскую карьеру. Тянуть с публикацией он не хотел: история с задержанием Рувэ и его обвинением в «сводничестве» была настолько беззастенчиво сфабрикована, что в любой момент могли возникнуть и новые препятствия. Каждая неделя промедления давала фигурантам лишний шанс подтасовать факты, расправиться со свидетелями и замести следы…

Но отказаться от совместной поездки в Грецию Родион, конечно же, не мог: они так сблизились за последнее время! Казалось, разлом, возникший между ними в прошедший год, стал затягиваться, как заживает неглубокий порез на молодом и сильном теле. Оливия догадывалась, что его стремление помочь ей в поисках «Итеи» продиктовано не честолюбием и не страстной любовью к искусству, а желанием восстановить баланс в их пошатнувшихся отношениях.

Родион, привыкший во всем быть на первых ролях, вдруг научился отступать, когда чувствовал, что кислорода в общем пространстве становится мало. При этом незримо он всегда оставался рядом…

И эта мысль ее согревала.

Уже в понедельник они собирались отправиться на Корфу, а на сегодня у них было запланировано одно очень важное дело.

Взяв на день в аренду «Фиат» легкомысленного ванильного цвета, они двинулись в путь.

К игрушечному городку, раскинувшемуся на северном побережье Коринфского канала, вела сквозь мохнатые холмы петляющая трасса. Машиной управляла Оливия – это была ее страна, ее дороги, ее язык… Здесь жизнь играла с ней в поддавки, и грех было этим не воспользоваться.

– Тебе удалось переговорить с риелторами или мы едем наудачу? – спросил ее Родион, опуская солнцезащитный козырек: палило сегодня нещадно. Из прямоугольного салонного зеркальца на него смотрели глаза человека, который в последнее время сильно недосыпал.

– Удалось. Пришлось соврать им, что мы заинтересованы в приобретении…

– Нас там встретят и все покажут?