Тут же была и книжная лавка, о которой сохранился живой рассказ известного мемуариста, агронома А.Т. Болотова, приехавшего в августе 1762 г. в Москву из Восточной Пруссии: «Но сколь же удовольствие мое было велико, когда при распроведывании о том, нет ли и в Москве книжной и такой лавки, где б продавались не одни русския, но вкупе и иностранные книги, услышал я, что есть точно такая подле Воскресенских ворот. С превеликою поспешностию побежал я в оную. Но сколь радость и удовольствие мое увеличилось еще больше, когда нашел тут лавку, подобную почти во всем такой, какую видел я в Пруссии, в Кенигсберге, и в которой продавалось великое множество всякаго рода немецких и французских книг в переплете и без переплета. Я спросил каталог, и как мне его подали, то спешил отыскивать в нем и потом пересматривать все экономические; и как по счастии случилось со мною тогда довольное еще число оставших денег, то накупил я несколько десятков оных, и как вообще экономических, так в особливости и садовых, и повез их с собою, как бы новое какое сокровище, в деревню».
Неудивительно, что вскоре дом на Красной площади оказался тесным: «Всегдашнее учеников в гимназии Московского Университета приращение требует надлежащего к тому пространного дому, а пожалованный для университета близь Никольских ворот дом как местом, так и построенными покоями тесен». Вдобавок уже через 20 лет после открытия университета, как докладывал куратор И.И. Мелиссино, «состоящей у Воскресенских ворот университетской дом с давнего уже времени за многими в стенах и сводах расселинами и в прочем ветх и ненадежен… во оном доме находятся: университетская библиотека, физическая камера, анатомической театр, с их инструментами, минеральной кабинет, химическая лаборатория, типография, книжная лавка и бумажной магазин, в коих разных книг, инструментов и прочих материалов состоит более как на полтора ста тысяч рублей; почему опасно, чтоб в случае иногда падения хотя и одной части его не последовало утраты и повреждения тем инструментам, книгам и прочему, и от того казенного убытку, да и людей бы в оном доме живущих, также и на лекциях медических и физических бывающих профессоров и студентов, також работающих в типографии не подавило…». Университет просил найти для себя новые здания или, в крайнем случае, все перевести на… Воробьевы горы: «А если бы Е. И. В. всемилостивейше благоволила повелеть для университета построить дом вне города Москвы, однако по близости оного, например, на Воробьевых горах, близь села Голенищева… то от сего произошли бы отменные выгоды, как для Университета самого, так и для всех к оному принадлежащих». Конечно, власти не приняли такое экзотическое предложение – вывести университет из города куда-то далеко, в деревню, но, как ни удивительно, именно на Воробьевых горах почти через 200 лет, в 1953 г., было открыто новое университетское здание…
Университетский благотворитель П.Г. Демидов так описывал в частном письме положение университета: «Можно сказать, хоша на курячьих лапках (то есть у Курятных ворот. –
Неподалеку от Красной площади, на Моховой улице, пришлось нанимать и приобретать другие помещения, а в 1793 г. построить новый великолепный университетский дом, который и до сих пор верно служит Московскому университету.
А в доме на Красной площади опять обосновались различные городские учреждения: Магистрат, городская дума, Сиротский суд; впоследствии состав их неоднократно менялся – одни уходили, другие, как, например, Дворянское депутатское собрание, департамент Надворного суда, Приказ общественного призрения, въезжали. Тут же было и такое известное учреждение, как гауптвахта, на которую сажали провинившихся военного звания. Это место достойно памятной доски: тут написана одна из самых известных русских драматических пьес – «Свадьба Кречинского». Автор ее, А.В. Сухово-Кобылин, оказался замешанным в уголовном деле об убийстве Луизы Симон-Диманш, жившей с ним молодой женщины. Вина его не была доказана, но он провел несколько месяцев в тюрьмах, был оставлен «в подозрении», и только через много лет обвинение с него сняли. Сам автор вспоминал, что во время ареста писал пьесу: «Каким образом мог я писать комедию, состоя под убийственным обвинением и требованием взятки в 50 тысяч рублей, я не знаю, но знаю, что написал „Кречинского“ в тюрьме – впрочем не совсем, – я содержался (благодаря защите Гагариной и Закревского) на гауптвахте у Воскресенских ворот. Здесь окончен был „Кречинский“».