Аптека была образцовым учреждением, о котором оставили хвалебные отзывы посещавшие Москву иностранцы. Датский посол командор Юст Юль считал, что она «поистине может считаться одной из лучших аптек в мире как в смысле обширности комнаты, так и в отношении разнообразия снадобий, царствующего в ней порядка и изящества кувшинов» – Петр пожаловал «великое число сосудов Китайского фарфора, повелев из оныя отпускать лекарства во всю Россию». В аптеке находилась «большая библиотека, в которой собраны лучшие на всевозможных языках сочинения по медицине или искусству лечить». Другой иностранец, брауншвейгский посланник Х. Вебер, считал здание Главной аптеки «одним из лучших в городе», а голландский путешественник Корнелий де Бруин описал его подробно: «…это прекрасное здание, довольно высокое и с красивою башнею на передней стороне… Перед входом в это здание есть обширный двор, пройдя который всходят на большую лестницу, ведущую в первую аптечную комнату, со сводами и весьма высокую, имеющую в длину 15 шагов и в ширину до 20 шагов. В то время, когда я осматривал это здание (запись относится к 1703 г. –
Аптечный приказ занимался не только лекарствами, но, судя по описи Аптекарского двора 1676 г., в его подвалах и складах хранились далекие от медицины меды ставленые и красные малиновые и черничные, «пивы добрые и расхожие», рыбы разные, и в том числе «белуга матерая мерою 4 аршина и 2 вершка», «пастила из красной и черной смородины на патоке, сахаром пересыпана с анисовым маслом», пастила «из пьяницы на патоке» и много чего еще другого аппетитного.
У южного края здания стояла «австерия», столь любимое Петром I заведение, род западных трактиров с общением и танцами, которое он насильно, как и многое другое, вводил в русский быт. Слово «австерия» перешло в русский язык из польского, а в него из итальянского – «остерию» и сейчас можно посетить в Риме. В «австерии» или, как в народе говорили, «истерии» (по мнению историка Ивана Михайловича Снегирева, «русские это слово переводили просто кабаком, питейным домом, и даже, по природной склонности к каламбурам, переиначив его в Истерию, производили от истерять, то есть такое место, где можно истерять, истратить деньги. Так ресторацию они превратили в растеряцию»), можно было прочитать газету, выпить «разных сортов и вкусов» водку. Снегирев писал, как «в бытность свою в Москве Петр сам с приближенными своими, после утренних трудов, нередко заходил в Казанскую австерию выпить чарку анисовой водки и закусить кренделем, поиграть в шашки, выкурить трубку табаку и потолковать о делах».
Правда, эти новомодные вещи не очень-то и привились, и без принуждения свыше они превратились в обычные питейные заведения.
В пожар 1737 г. здание Главной аптеки все выгорело, и оно некоторое время пустовало; аптеку перевели в дом Апраксина на углу Моховой и Большой Никитской (впоследствии там было так называемое новое здание университета), а здесь, на Красной площади, после пожара разместились Ревизион-коллегия, Главный комиссариат и Провиантская контора.
Дальнейшая история этого места связана со славной историей первого русского университета, основанного по указу императрицы Елизаветы Петровны в 1755 г.
Почему же именно в Москве решили открыть университет? Как объяснялось в указе императрицы, в Москве живет «великое число… дворян и разночинцев», в город легко «из округ лежащих мест способно приехать можно», в Москве «почти всякой у себя имеет родственников или знакомых, где себя квартирою и пищею содержать может», тем более что жизнь в Москве дешевая, и, наконец, в Москве требуется много учителей, которые должны заменить тех, кто «не токмо учить науке не могут, но и сами к тому никакого начала не имеют».