Сердце Москвы. От Кремля до Белого города

Перед предполагаемым нападением шведского короля Карла XII перед стенами Китай-города, которые не представляли собой надежной защиты, устроили земляные болверки – восемь укреплений треугольной формы было насыпано перед стенами. При строительстве были использованы новейшие достижения фортификационной мысли, и, в частности, система укреплений голландского инженера Минно Когорна. Практической стороной руководил талантливый инженер Василий Дмитриевич Корчмин, один из «птенцов гнезда Петрова», по имени которого, как говорят, назван Васильевский остров в Петербурге. Сохранились письма Петра Великого к нему с подробными указаниями (он и рисунок прислал), как строить московские болверки. Корчмин сообщил Петру в августе 1707 г., что он начал возведение укреплений, «работа у нас зачалась кругом Китая с половины июля».

Однако Карл повернул на Украину, где и нашел свою судьбу, а болверки еще стояли более 100 лет перед стенами, постепенно оплывая и зарастая растительностью. Со временем их назначение уже так забылось, что болверки стали использоваться и как пастбище, и даже как место для строительства. «У Тайницких ворот, – призывала газета „Московские ведомости” в 1762 году, – на болверке желающие построить новую оранжерею и вокруг на городьбу явиться в Главную Дворцовую канцелярию».

После победы над Наполеоном приступили к перепланировке и очистке города. Болверки сломали, стены починили, и на них тогда появились зубцы, похожие на кремлевские. Позже в стене были сделаны и проломные ворота, а в 1870-х гг. проложен Третьяковский проезд.

Как только стена перестала выполнять свои непосредственные функции, то она стала использоваться всеми кому не лень. Несколько раз московские власти ее пытались снести, но из Петербурга следовал резкий окрик, после которого на некоторое время они успокаивались. Но все-таки китайгородские стены были не в лучшем состоянии, и, как писал автор в 40-х гг. XIX в., они «от злоупотреблений обращены в постыдное положение. В Башнях заведены лавки немаловажных чиновников, к стенам пристроены в иных местах неблаговидные лавочки, в других погреба, сараи, конюшни от домов, приближающие их к совершенному разрушению». Некоторые башни использовали для архивного хранения, а, скажем, в башне, выходившей на Театральную площадь, открыли музей птицеводства.

Третьяковский проезд

В советское время стена совсем пришла в такое невообразимое состояние, что тогда пришлось выделить средства для ее ремонта. Тогда там устраивались грядки и огороды, в башнях хранился, как было сказано в описи, «разный хлам», на стенах росли целые сады – яблони, груши, вишни, смородина. В Ильинской и Варварской башнях расположились жилые квартиры, но рядом с дверью в Космодемьянской башне, запертой на замок, пробили отверстие, через которое и проникали внутрь непрошеные жильцы, и перед ремонтом «пришлось выселить 18 человек девиц с их сожителями» из башни. В нескольких местах на стенах строили дома – так, на москворецком прясле стены была построена квартира председателя соседнего домоуправления, а также общежитие для рабочих и «столовая коллектива булочников „Муравейник“».

Ремонт сделали, однако вскоре большевики приступили к реализации своих престижных планов по превращению Москвы в столицу мирового пролетариата. Старинная Китайгородская стена никак не подходила под это определение, мировому пролетариату совсем незачем было иметь историю. Через несколько лет после ремонта Китайгородскую стену решили снести – начали ее разбирать в 1932 г.

Известный историк искусств И.Э. Грабарь так отзывался о Китайгородской стене: «Этот редчайший по красоте памятник крепостного зодчества, которым по праву гордилась бы любая столица Европы, если бы он уцелел там до наших дней», а вот журнал «Строительство Москвы» считал, что стена «обратилась, по меньшей мере, в никому не нужный археологический хлам, не имеющий даже ценности исторического памятника, примера оборонительной техники того времени»; дело было в том, что «одной из задач реконструкции является уничтожение всего, что мешает культуре и здоровью широких трудящихся масс».