Сердце некроманта

— Не говори так. Пожалуйста.

— Не буду. Для тебя все это очень важно?

— Важно? Речь идет о посмертии моего отца!

Дитрих замолчал на несколько мгновений, глядя на меня с непроницаемым видом. Я тоже замерла, почему-то волнуясь, словно речь шла ни много ни мало обо всей моей жизни. Наконец он усмехнулся.

— Да уж, птичка, судя по тому, как настойчиво и непреклонно ты пыталась спасти мою — совершенно чужого человека — душу, сейчас ты тем более не отступишься.

Я не могу отступиться. Каков бы король ни был, он мой отец, и другого мне не дано.

— Я не хочу, чтобы его душа бродила неприкаянной. Чтобы она пришла за мной.

— Придет — упокою, только и всего, — пожал плечами Дитрих. — И что-то мне подсказывает, что не к Фейнриту отправится…

— Нет!

Дитрих присел напротив меня, взяв мои ладони в свои, заглянул в лицо.

— Ты должна проститься, попросить прощения и увидеть тело, чтобы перестать думать о покойном как о живом, потому что это будет мешать душе отправиться в то посмертие, которое она заслужила при жизни.

Это знали все, и в повторении, наверное, не было необходимости, но почему-то мне очень хотелось услышать из его уст. Услышать и убедиться, что Дитрих понимает меня. Я кивнула.

— Но разве редко бывает, что человек умирает вдали от близких и некому проститься с ним? — спросил он. — В таких случаях остается лишь смиренно признать, что не в силах человеческих совершить все необходимое, и положиться на волю богов.

Смирение… Всю жизнь мне твердили о смирении.

— Я знаю… — прошептала я, изо всех сил пытаясь подобрать слова, а те путались, отказываясь подчиняться. — Но если бы я полагалась на волю богов, нас с тобой сейчас здесь не было бы. И я никогда не прощу себе, если не попытаюсь что-то сделать. Я же не за тридевять земель.

Дитрих досадливо мотнул головой.

— До чего же ты упрямая, птичка. Чтоб этому глашатаю не обойти стороной наш квартал! — Он вздохнул. — Хорошо. Я постараюсь помочь тебе проститься с отцом и сделать так, чтобы инквизиторы не узнали тебя.

— Спасибо! — Я потянулась к нему, обнимая, прижалась лбом к его лбу — к единственному человеку, который понимал меня, кажется, лучше, чем я сама. В следующий миг вспомнила, чем закончились наши объятья в прошлый раз, отшатнулась, заливаясь краской.

Дитрих выпрямился, глядя на меня сверху вниз, и по лицу его было невозможно ничего прочитать.

— Рано радуешься. Заклинание, которое нам предстоит сотворить, может и не получиться. Я никогда не проделывал его в компании светлого.

— Заклинание? — переспросила я.

— Да. К нему редко прибегают, потому что оно небезопасно.

Как будто есть безопасные заклинания! Даже простейший светлячок, сорвавшись, может ударить по магу-неумехе. Большого вреда не причинит, но головную боль и неспособность колдовать на какое-то время обеспечит.

— Что за заклинание?

— Возможность посмотреть чужими глазами.

— Вселиться в тело, как это делают демоны? — ужаснулась я. — И после этого вы удивляетесь, почему вас боятся?

— Ну да. Мы же отбираем у человека свободную волю, эмоции и желания, как делают светлые.

Яд в его голосе отрезвил меня.

— Прости, я не хотела тебя обидеть.

— Я не обиделся. Обида как выпивка — действует лишь, когда принята внутрь. — Он улыбнулся, взъерошил мне волосы. — А на тебя и вовсе невозможно обижаться, птичка.

Я смутилась. Спросила, чтобы прогнать неловкость:

— Так что это за заклинание?

— Оно в самом деле похоже на то, что делают демоны. Все-таки есть некая часть правды в том, что демоны — порождения Алайруса, слишком во многом совпадают наши силы, — задумчиво добавил он.

Может и так, но теперь я действительно понимала, что дело не в природе силы, не в инструменте, а в руках, что его держат. Молоток может забить гвоздь, а может пробить голову надоевшему соседу.

Дитрих встрепенулся, отгоняя задумчивость.

— Только это заклинание позволяет не вломиться незваным гостем, как это делают демоны, а прокрасться ночным татем, мышкой под половицей. Отделить часть сознания, временно переместить в другое тело. Посмотреть чужими глазами.

— Но не управлять им?

— Управлять по-настоящему можно только тем, чей разум слаб. Птицей. Уличным псом. Домашним котом.

— Но в чем опасность? — не поняла я. — Если речь идет лишь о части сознания?

— Той части сознания, которая ощущает себя — собой. Тело остается беспомощным, в полной власти того, кто окажется рядом.

Я не колебалась ни мгновенья.

— Я верю тебе.

— Спасибо, птичка. — улыбнулся Дитрих, и от этой улыбки мое сердце заколотилось быстрее. — Но это не единственная опасность. Мало отделиться от тела, нужно еще и вернуться к нему. Заблудишься, окажешься слишком далеко — возвратиться не сможешь.

— Насколько далеко?

— Зависит от силы духа самого мага и провожатого — того, кто помогает собрать заклинание и остается караулить тело. А сила духа, сама понимаешь, точному исчислению не поддается. Кому-то и соседний двор слишком далек, кто-то в состоянии переноситься через половину страны. Ты сильная, птичка, да и я кое-чего стою. Уж до дворца ты доберешься.

В силе духа Дитриха я не сомневалась. А вот насчет себя вовсе не была так уверена.