Сердце-пламень

Лесёна, видимо, развеселившись, сказала:

– Ты даже не представляешь, насколько странным он оказался.

– Я ошибался.

Лесёна отняла руку, но он удержал ее в своей.

– О чем ты? – Она обернулась, бросив на него полный беспокойства взгляд.

– Тогда, в Линдозере. Я хотел защитить тебя, отослать подальше, спрятать ото всех, но не увидел твоей силы. – Он помолчал и, все еще чувствуя на себе ее взгляд, продолжил: – Но ты сильная. В этом Дарен был прав.

Лесёна отвернулась, но он откуда-то знал, что колдунья улыбается.

– Не могу поверить, что ты участвуешь в обряде, – сказала она.

– Да, я тоже. Но если есть способ спасти Светлолесье, и он таков, я к нему готов. И я рад, что мы вместе. И я хочу попросить тебя.

– Да?

– Если я попрошу тебя довериться мне, ты сделаешь это? Позволишь мне пройти до конца?

– О чем ты?

– Помнишь, в Ночь Папоротника старуха-чудь предложила мне пройти на Изнанку?

– Да.

– Если все пойдет прахом и у нас ничего не выйдет, пообещай, что больше меня не остановишь.

– Клянусь, Альдан. Я не стану поперек твоей дороги, а помогу тебе. Хоть и сам знаешь, что мне это не нравится.

– Я не верил, что это правда. Тогда. Не мог довериться чуди… Но вот оно как обернулась.

Лесёна поморщилась, допила отвар, а потом хлопнула в ладоши, снова привлекая его внимание.

– Кажется, я поняла, чего они хотят.

Альдан невольно улыбнулся.

– Я не сразу почувствовала это, но теперь знаю, что в отвар добавлена сон-трава. Они ждут, пока мы уснем.

Рука Альдана взметнулась к пустым ножнам. Он и сам почуял травянистый вкус, но не подумал, что их попробуют не отравить, а усыпить!

– Ничего, – Лесёна положила свою руку на его, – как-то вакхане мне говорили, что во сне душа отлетает от тела. А они почитают Странника. Может, это тоже часть обряда.

– На меня это не подействует, – процедил Альдан. – Идем.

– На меня теперь тоже. – Лесёна закусила губу.

И они пошли от костра. Стоило им сделать несколько шагов, как из тумана выступили кочевники. Все они, обряженные в одежды немыслимых времен, пошли рядом с ними. В их руках были ветви стланика и шкуры. Но взгляды их были направлены на горы. Будто подталкивая… Будто намекая…

Альдан поднял взгляд и содрогнулся.

Он, наконец, понял.

– Это он! Эти горы, на которых мы стоим!

Эта поляна… Это была огромная окаменевшая голова! Все его тело – часть горной гряды. Еще виднелся треснувший шелом, кольчужные кольца, пласты мха в веках… Каменный богатырь спал, по плечи погруженный в землю.

– Странник, – хрипло прошептала Лесёна.

Люди сложили принесенные ветви и шкуры на камень, а затем выстроились вокруг них.

– Кажется, я понимаю… Они хотят, чтобы мы легли.

– Мы должны уснуть?

– Мы сможем встретиться с ним лишь во сне!

Они легли на постель из стланика, и та же женщина-вакханка оставила куриться на дощечках дым, и тот поднимался вверх, в туман, подобно столбам… Вакханка, раскуривая скрутку, втягивала дым узкими ноздрями и медленно закрывала глаза.

Лесёна легла рядом. Дым разогнал туман, и небо прояснилось. Кровоточащая Червоточина, заслоняющая теперь уже весь небосвод. Их окутал густой аромат чадящих веток, и Альдан разрешил дурману просочиться в его голову… а потом нашел горячую руку колдуньи среди колких ветвей и засаленных шкур.

– Помнишь, ты рассказывала мне про Ангмалу?

– Да.

– Это правда?

– Река текла там, наверху, вместо Червоточины.

Альдан поразмыслил и вдруг понял, что и сам это всегда знал.

– Белой дороги тебе, колдунья, – прошептал он, закрывая глаза.

– Белой дороги тебе, жрец.

29. Черная изба

Стол в темной избе. Передо мной – блюда, но на них белеют не яства, а обглоданные кости. Пахнет дымом погасших светцов. Голоса тех, кто пировал здесь только что, уносит ветер, и он же с ожесточением стучится в стены избы…

«Сон».

– Альдан! – я выбежала на порог.

Порывом ветра меня втолкнуло обратно, но я все же выбралась наружу, оглядывая почерневшую, стиснутую еловыми лапами одинокую избу. Гора, на которой стояла изба и окружавшие ее ели, напоминала округлую голову-гору. Только здесь, во сне, из нее торчали два обломанных то ли рога, то ли крыла.

Так могла выглядеть гора, на которой мы уснули, если бы ее не окружал непроглядный туман. Но здесь его не было. Были сероватые, огромные облака-черви, копошащиеся в небесах, как во вспаханном поле. Сами небеса налились алым и казались подвижнее, чем черный лес далеко внизу. Осматриваясь, я с содроганием поняла, что здесь нет солнца.

– Альдан!

Ветер разнес мой крик по округе, но отозвался кто-то иной.

– Я бы хотел увидеть, как ты кричишь, зовешь, как проходят дни, седмицы, месяцы, может, даже годы, прежде чем поймешь, что натворила, – произнес он. – Но хочу сейчас насладиться этим осознанием в твоих глазах, колдунья. Все-таки ты ее орудие, а во всех мирах ничего слаще мести так и не придумали.