Сердце пудренное

«Опрокинула навзничь…»

Опрокинула навзничь.
Кинулась кошкой безумной. Сжала и душит.
Дыханьем прерывистым и пьяным
вплетает в тишину: «Хочу!»
Я удивлен. Я не знаю, молчать ли?
Ударить? Вонзиться иглой поцелуя?
Лукаво и тихонько запираю дверь.

«Бледные пальцы сжаты отчаянно…»

Бледные пальцы сжаты отчаянно,
и взгляд совсем гипсовый.
«Не любишь» –
губы хотят изваять из страдания.
Ну да – не люблю,
но сердце все в клочьях от боли.
Стою, насвистываю мотив из оперетки.

«Запрокину голову…»

Запрокину голову
поцелуем пьянящим и жадным,
гибким зверем обовью горячее нежное тело,
и пока не оторвусь от поалевших губок,
буду слушать, захватив дыхание,
как моя грудь
с твоей меняется сердцем.

«Приду…»

Приду,
улыбнусь немного устало и тихо,
и в матовый голос твой
опущу покорное сердце.
Приду,
улыбнусь немного устало и тихо,
умру в твоих серых глазах.

«Таинственный и острый шелест шелка…»

Таинственный и острый шелест шелка,
мучительно-жадный
аромат духов.
Искры черно-алые в дьявольских глазах
И в хищной жути дразнящего газа –
руки, руки твои
безвольные и хрупкие.

«Покорно и печально…»

Покорно и печально
целую матовые мягкие перчатки,
прильнувшие к душистым и бледным
пальцам Вашим.
Потом,
когда Вы уйдете в серый перламутр далекого,
тихо улыбнусь памяти Вашей.

«Только на минутку…»

…даже сердце напудренно.

Л. Моносзон

Только на минутку
сниму постылый и милый грим.
Вот я –
весь – долгий-долгий поцелуй,
трепетный огонек в хрустальной льдинке,
нежная песенка,
любовь.

«Нерешительной и нежной трелью…»

Нерешительной и нежной трелью
вздрагивают пудренные бедра,
и взгляд такой Гаршинский.
Минутка –
малютка расплачется,
минутка –
малютка умрет от любви.

«Ласки увядающей женщины…»

Ласки увядающей женщины,
ароматной, усталой и пряной,
немного шелкового золота
чулка натянутого, как улыбка лорда,
цветы – улыбки,
цветы – поцелуи, –
и дикая, алая боль об ушедшей.

«Ледяным спокойствием браунинга…»

Ледяным спокойствием браунинга
красные знамена любви моей
разорву в клочья.
И вся белая,
губами, уже вздрагивающими Смертью,
«мама», скажу,
«ведь это тоже революция…»

«Милая, глупая…»

Милая, глупая –
забыла улыбнуться серебряному зеркалу
сразу поникла, помертвела,
ушла.
А я,
слегка напудренный тоской,
поцелую забытую улыбку.

«Немного пикировки…»

Немного пикировки,
очаровательной, пикантной и острой,
цветы какие-то
сказочно-ароматные и бледные,
потом – в золотистой искре улыбки
задорные, крепкие зубки –
и в мире – Солнце, безумно-шелковое!

«В темноте…»