Сердце русалки

Ларс подождал, пока Сейра уснет. Он помыл ладони в озере и взял ребенка снова на руки. Младенец вдруг задергался и посмотрел ничего не различающими глазами куда-то в его сторону. Даже своим привыкшим к холоду телом Ларс чувствовал, как дитя дрожит. Он спустился в воду, держа ребенка над поверхностью, и вынес его из тени сырой пещеры на лучи солнца. Оказавшись на солнце, ребенок теперь то открывал, то закрывал глаза, смешно щурясь и создавая тем самым на своем лице еще больше складочек. Ларс зачерпнул воды и легонько погладил лысую макушку младенца, отчего тот опять запищал, затем омыл от кровавых разводов и прочих естественных выделений на коже. Словно безжизненная кукла, дитя теперь не издавало почти ни одного звука и покорно принимало манипуляции Ларса, который купал его и следил, чтобы жидкость не попадала ребенку в рот или нос. Закончив с процедурами, водяной уселся с младенцем на край скалистой пещеры и стал его рассматривать. Ларс схватил миниатюрный кулачок и, разжав его, обнаружил, что ладонь совершенно обычная, и перепонок на ней нет, как и между пальцами на ногах. Голова гладкая, и ни малейшего намека на сильные волосяные луковицы, как у русалок, что могло бы спасать его от перепадов температуры и давления в воде. На руках, ногах и спине не было следов будущих плавников. Ларс приподнял согнутую коленку ребенка, убедился в его половой принадлежности и в том, что русальего хвоста у малыша нет. Это самый обычный человеческий новорожденный мальчик. Только черные ногти — единственное, что могло роднить его с русалками.

Вдруг на ребенка что-то нашло, и он снова закричал во всю глотку. Ларс от испуга едва не выронил его в воду и стал качать. Сзади послышалось шевеление — проснулась Сейра. Она села, придерживая рукой водоросли, которыми накрыл ее брат, и стала озираться по сторонам в поисках источника звука.

— Сейра, он плачет, что делать? — Ларс выпучил глаза от страха и уставился на сестру.

Русалка молча протянула руки, чтобы забрать дитя себе, и приложила его к набухшей груди.

— Ну здравствуй, — сказала она ребенку, который, закрыв глаза от удовольствия, набираясь еды и тепла из материнской груди, снова начал засыпать.

— Я… — Сейра неотрывно смотрела на сына, пока тот спал у нее на руках, и погладила его по макушке. — …не знала, что он будет двуногим.

— Ребенок не сможет с нами жить. Помнишь, почему отец прогнал двуногую?

— Помню, — она надолго замолчала и потом продолжила. — Но раз природа позволила мне выносить эту душу, значит, так положено. Может, он станет таким, как мы, но позже.

— Как думаешь, ему не холодно?

Ларс склонился над ребенком и своим близким дыханием заставил того смешно поморщиться во сне.

— Дорогой братец, я понимаю сейчас не больше твоего, — устало пробурчала Сейра и завалилась вместе с ребенком на солому. Через несколько минут они оба уже крепко спали. Ларс смотрел на них, и сердце его наполнялось счастьем и страхом одновременно.

* * *

Аккуратно держа корзину над поверхностью воды, Ларс плыл вместе с ней к пещере. Плетенка была забита маленьким одеяльцем из овечьей шерсти, несколькими пеленками и деревянными погремушками, которые остались у Леи еще с детства, и каким-то чудом сохранились. Когда Ларс рассказал Лее о рождении племянника, та потеряла дар речи и пыталась уговорить его отдать ребенка крестьянам. Но Ларс только помотал головой. Если они с Сейрой поймут, что ребенок страдает, им придется с ним расстаться, но пока что мать и дитя чувствовали себя хорошо. Сейра быстро шла на поправку, хотя рана на живот все еще немного беспокоило ее, а малыш только ел и спал, и за две недели как будто прибавив в весе и слегка подрос.

На обратном пути Ларс успел поймать несколько крупных рыбин и собирался снова уплыть за фруктами для Сейры. Когда он добрался до пещеры, то услышал уже знакомый голодный крик. Корзинка Ларса, которую выстлали одеяльцем, теперь стала люлькой. Сейра положила его туда, накрыла пеленкой и, устало вздохнув, уселась рядом с сыном, чтобы охранять его сон. Вдруг ее нос учуял знакомый запах свежей рыбы, и рот тут же наполнился слюной.

— Дай-ка мне кусочек, — она вырвала у Ларса мертвого скользкого окуня и впилась в его спину. Блаженствуя, она облокотилась на стену и медленно стала пережевывать мягкие складки рыбьей плоти. Брат с сестрой улыбнулись друг другу, съели еще по рыбе и с приятным ощущением полного желудка легли в свои постели из сухих водорослей. Рядом, в корзине, мирно сопел сын Сейры.

— Ты уверена, что мы сможем его вырастить? — осторожно спросил засыпающую сестру Ларс.

— Конечно, сможем. Пускай сейчас не видно, но я точно знаю, что как только он подрастет, его русалья сущность проснется.

— Я давно хотел у тебя кое-что спросить. Почему не рассказала про кинжал?

— Боялась, что ты совершишь какую-нибудь глупость.

Не слишком удовлетворенный ответом, Ларс недовольно повернулся спиной к сестре. Какую глупость он мог совершить? Почему Сейра о нем такого мнения? Глупость он точно не сделает, зато вот кинжал прекрасно пригодится в хозяйстве.

* * *