Сердце русалки

Ларс в это время как раз вернулся за яблоками, которые бросил на утесе. Он переждал в неглубокой болотной жиже недалеко от гибельной топи, куда не заходят даже лесные звери, пока двуногие не ушли. Он понял по шагам, что там была Лея, но она шла не одна. Солнце стояло высоко и успело пригреть ему небольшой участок на плече, отчего тот подсох и покрылся сухой коркой. Ларс услышал слабый голос в своей голове. Забыв про яблоки и корзину, он развернулся, упал в воду и, опустившись глубоко, почти по самое дно, стремглав поплыл к пещере, разгоняя косяки испуганной рыбы. Сердце его бешено билось, а пальцы дрожали, будто чуяли что-то неладное.

Когда Ларс добрался до пещеры, солнце уже нещадно палило. Спускавшаяся к воде по склону трава бурно зацвела сорняками и летними цветами-однодневками, вокруг царила суматоха запахов и звуков, исходящих от птиц, деревьев и лягушек с жабами, чьи любовные песни не прекращались ни днем, ни ночью.

В неосязаемой темноте пещеры Ларс заметил хвостовой плавник сестры. Он подполз к лежащей ничком Сейре и ужаснулся: лицо ее, какое-то вытянутое, украшали два синяка под глазами, губы пересохли и потрескались до крови в нескольких местах, волосы сбились в один сплошной ком и беспорядочно окутали ее тело. Ларс потряс ее за плечи, легонько похлопал по щекам, Сейра не отвечала. Тогда Ларс прислонил ухо к ее груди, услышал биение сердце, и на душе у него отлегло. Вдруг он заметил, что огромный живот русалки будто ходит ходуном: ребенок внутри неистово толкается, словно ищет выход, но не может найти.

Сейра открыла глаза, наполненные усталостью и болью. Дрожащей рукой она указала куда-то вглубь пещеры.

— Там под соломой лежит кинжал.

Ларс спрыгнул обратно в воду и выплыла на другой стороне пещеры: тут они обычно хранили съестные припасы и складывали засушенную рыбу. Порывшись в желтой траве, он действительно обнаружил красивый кинжал работы двуногого, с кожаной ручкой и заточенным блестящим лезвием: в его отражении Ларс впервые увидел свои глаза так близко и так четко.

Вернувшись к сестре, он протянул ей кинжал, ждал каких-то инструкций, наставлений. Ну вот я принес, а что дальше?

— Вырежи.

Глаза Ларса, черные и большие, расширились еще сильнее.

— Вырежи, или мы оба с ним умрем.

— Но я не никогда это не делал! — заскулил, почти что заныл Ларс. Но видя измученное, отрешенное лицо сестры, решился. Рука его дрожала, когда он приставил кинжал к животу сестры, и он тут же отдернул руку.

— Нет, я не могу!

— Можешь! — зашипела Сейра, схватила Ларс за локоть и со злостью впилась острыми зубами в его руку. Ларс завыл, кинжал выпал у него из пальцев. Багровая кровь стекала и падала быстрыми каплями на каменный пол пещеры. Укус русалки взбодрил его и привел в чувство. Не обращая на боль в руке и кровь, которая, не останавливаясь, текла по его ладони и пальцам, он снова, будто со знанием дела, приставил нож к вспученному животу. Он слегка надрезал ей под пупком, и когда кровь его смешалась с кровью сестры, какая-то странная пелена возникла у него перед глазами. Видения проносились перед ним бешеным потоком, как река на сплаве: мелькали и улетали в прошлое, которое он никогда не видел и о котором ничего не знает. Он видел русалку с чешуйкой на шнурке, такой же амулет, как был у Сейры. Эта русалка сидела на песчаном берегу ночью под белой луной, какая-то двуногая была рядом с ней. Двуногая держит русалку за руку, другой рукой щупает ее круглый живот, затем вытаскивает из-за пазухи длинный серп и ровной линией проводит внизу живота русалки, которая кричит от боли, и испуганные этим воплем птицы черными тенями взмывают над лесом. Двуногая руками раскрывает складки разрезанной утробы и начинает извлекать оттуда детскую головку…

Громкий младенческий плач, требовательный надрывный визг, оглушает Ларса, у него закладывает уши. Он осматривается вокруг и понимает, что держит на руках что-то тяжелое: крупный, извивающийся младенец вопит у него на холодных, измазанных запекшейся кровью ладонях. Ларс непонимающе смотрит на это существо. Переводит ошарашенные, круглые от ужаса глаза на Сейру, которая тяжело дыша, лежит в той же позе — на спине: из ее рассеченного живота течет кровь, она прикрывает рану руками, как будто это может помочь.

Ларс, не раздумывая особо, кладет орущего ребенка на грудь к Сейре, плюхается в озеро, и через несколько секунд возвращается с охапкой склизких водорослей в одной руке и комком ила в другой. Он замазывает этой целебной грязью Сейре живот, накладывает сверху поплотнее водоросли.

Ребенок уже не вопил: он сам нашел грудь матери и посапывал на ней. Лысенький и сморщенный, какого-то неясного оттенка: от фиолетового к розовому, ребенок подрагивал крепко сжатыми кулачками. И все было бы прекрасно, если бы не одно но…

Две ноги. Покрытые обычной человеческой кожей ноги с пятью маленькими пальчиками на каждой.