Сердце русалки

Я не забуду его, моего Лориаса. Он же двуногий, между нами крепкая связь, значит, когда я сама стану двуногой, если не умру, то мы с ним встретимся, и я сразу его узнаю. Проклятье не коснется меня. А если забуду Ларса, пускай. Ларс уже взрослый, сам разберется, а маленький Лориас, как можно доверить его глупым двуногим?

Какое-то странное ощущение. Стало так тепло, внутри все сжимается, а под животом тупая боль. Что это? Святые караси, это что, отростки двуногих? Ну и уродство. Хотя плевать, главное, доплыть, то есть дойти до жилища двуногих, там я быстро разыщу его и тут же возвращусь.

Обратно куда? Куда я собиралась? Куда я вообще иду? Почему так больно? Что с моими ногами? Подкашиваются, не могу стоять больше, ай! Никогда не чувствовала такой сильной боли! Хорошо, что здесь лес, есть на что опереться. А что это впереди? Жилища людей? Странные какие-то. Одно жилище большое, другие неподалеку маленькие. Что я вообще здесь делаю? Ужасно холодно, аж трясет, по телу мурашки. Хочу согреться и поесть. Больше ничего не хочу. А это кто? Какой-то человек смотрит на меня.

Глава 4

«Бежать!» — единственное, о чем думала Леда, когда мчалась сквозь лес с ребенком на руках.

Потеряв счет времени и не чувствуя ног, она не разбирала дороги и постоянно спотыкалась о вылезшие из земли старые корни деревьев. Острые ветки цепляли за одежду, царапали лицо и норовили выколоть глаза. Казалось, что лес встал на защиту русалки, и все живое здесь сговорилось против девушки.

По таинственному стечению обстоятельств, сегодня ночью Леде опять приснился кошмар: ей мерещился ребенок, удивительно похожий на Ганса в детстве, — она видела, как тот плавает далеко в озере, а потом начинает захлебываться, тонуть, зовет Леду на помощь, та бросается на выручку, но сколько бы она ни плыла, никак не могла до ребенка добраться… Она отчетливо запомнила крик тонущего малыша, и теперь точно такой же визг раздавался у нее над ухом. Что это, если не божественная помощь, которую она так долго и упорно вымаливала?

Мальчик, находясь в ее железных объятиях, вырывался и плакал, но Леда почти не слышала его. Пот градом стекал по ее лбу, шее и капал за воротник платья.

Когда Леда, наконец, увидела розовый от летних сумерек горизонт и поднимающийся из труб дым, ее охватило приятное чувство облегчения. Она добежала до последнего дерева, отделявшего проклятый лес от цивилизации, и рухнула на землю от усталости. Весом своего тела она придавила ребенка. От испуга и боли он еще сильнее завыл. Леда пришла в себя, когда почувствовала, что ее дерут за волосы и щипают руки. Она приподняла голову и посмотрела на мальчика, который уже был достаточно измотан долгой истерикой. Он злобно сверлил глазами свою похитительницу и не оставлял попыток вырваться.

— Мама! — кричал он охрипшим голосом и, освободив руки, стал маленькими пальчиками рыть вокруг себе землю.

Леда снова схватила ребенка в охапку и тут же взвыла. Он укусил ее за руку, почти до крови разодрав кожу, оставив памятный след своих зубов.

С большим усилием ей удалось снова встать и удержать разбушевавшегося мальчика. На ее счастье, день подходил к концу, и крестьяне разошлись. Леда украдкой пробралась до дома, всеми способами пытаясь заставить ребенка не кричать. Даже зажала ему рот, отчего тот стал крутиться еще сильнее.

Наконец, она добралась до парадного входа в особняк. Решительно вдохнув, она направилась к двери, где уже вступил на дежурство ночной сторож.

Мужчина с густой бородой сначала не узнал хозяйку, до того она жутко выглядела: волосы растрепались, а дорогое платье все вымарано в грязи и зелени.

— Немедленно позови моих служанок, — без приветствий сказала она сторожу и вломилась в дом.