Сердце сокола

Глупо, конечно, но, поглядывая на эту сеньору, столь сильно переживающую за Алехо, Эстер переставала чувствовать себя одинокой. Кем она ему приходилась? Точно не матерью: мать барона Руиса Дельгадо, если она была жива, сидела бы в партере и точно так же, как эта сеньора, стискивала в руках носовой платок или, быть может, сложенный веер, грозясь при выступлениях сеньора Уранды его переломить. Должно быть, у него была чудесная мама: а как иначе, если она вырастила столь хорошего человека, как Алехо? Жаль, что Эстер никогда не сможет ей об этом сказать. Кто же пустит простую садовницу к знатной сеньоре? И кому нужны откровения Эстер?

Тогда кто? Быть может, кормилица? Эстер краем уха слышала, что капитан Руис и герцог Веларде — молочные братья; значит, их вскармливала одна женщина, и эта женщина, вполне возможно, и стояла сейчас неподалеку от Эстер, переживая сразу за обоих своих молочных сыновей. И за них же молилась?

Впрочем, герцогу Веларде как будто не нужна была божья помощь. Легко и даже весело он разбивал любые нападки обвинения и медленно, но верно подводил всех присутствующих к мысли о том, что капитан не только не убивал сеньориту Марино, но и вовсе отсутствовал на том месте, где произошло преступление. Эстер не знала, так ли было на самом деле, но это ее не волновало. Она хотела лишь поскорее услышать оправдательный приговор и позволить себе спокойно вздохнуть. Пока же в душе, вопреки всему творящемуся внизу, царила непроходимая тревога.

Эстер смотрела только на Алехо, с жадностью впитывая каждое его движение и душой отзываясь на них. Вот он сдвинул брови — и Эстер замерла, ожидая беды. Вот тяжело поднял руку и вытер лицо — и Эстер зашлась жалостью. Вот улыбнулся какой-то остроте герцога Веларде — и у Эстер сильно застучало сердце. Как же заставить себя отказаться от него, когда он словно бы проник внутрь нее и властвовал над ней, лишая воли? Эстер ведь знала, что ни в коем случае не должна подпускать его слишком близко и уж тем более выдавать свои чувства, но она не совладала с собой и даже на поцелуй его ответила — да как же тут можно было не ответить? Ведь Эстер мечтала о нем, понимая, что никогда не узнает, каков он на вкус, — и вдруг словно чудо, посланное небесами. Ах как сладко было в объятиях любимого и какими нежными и чуткими были его губы! Как будто сотня бабочек подхватила ее, совершенно невесомую, и понесла куда-то вверх, к еще большему блаженству. Эстер полжизни бы отдала за второй его поцелуй — и сама же от него отказалась. И теперь отчаянно не желала верить, что это быпа их последняя встреча. Она бросится в ноги королю, если понадобится, расскажет о том, что Алехо и есть сеньор Алькон, — но не позволит его погубигь! Пусть им не суждено быть вместе, разве это имело значение, когда на кону стояла его жизнь?

Когда в заседании объявили перерыв на обед, балкон опустел, и только Эстер и странная сеньора не вспомнили о голоде. Лишь обе подались назад, чтобы их невозможно было увидеть с места подсудимого. И тут уж Эстер не утерпела.

— Не хотите, чтобы вас заметили? — без всякого вызова спросила она. Сеньора глубоко и трудно вздохнула.

— Вряд ли меня будут рады здесь видеть, — непонятно объяснила она и покачала головой. — Очевидно, его сиятельство решил, что я не заслужила подобной мипости, и я бы знать ничего не знала о суде, кабы не сеньора. Золотое сердце. А я не ценила.

Эстер ничего не поняла ни про сердце, ни про сожаления незнакомой сеньоры. Догадалась лишь об имени.

— Сеньора Кристи? — уточнила она и, получив подтверждение, заулыбалась. — Она чудесная! Я раньше при ее поместье жила и только самое хорошее могу о ней сказать! — пояснила она в ответ на удивленный взгляд собеседницы. — Это уж потом сеньор герцог нас с мамой во дворец взял и работу дал. А по сеньоре Кристи я очень скучаю. Как там она, сеньора? Надеюсь, ей у вас хорошо! Во дворце-то ее не ценили совсем, так она только о свободе и мечгала. Совсем не могла в этом гнезде змеином.

И я теперь ее отлично понимаю!

Она бросила разгневанный взгляд на гвардейцев, по-прежнему охранявших оставшегося на своем месте Алехо, а, когда обернулась к сеньоре, с удивлением заметила краску на ее лице.

— Сеньора… скрытный человек, — пробормотала та. — Особо ни эмоциями, ни мыслями не делится. Тем более с экономкой.

— Вы экономка герцога Веларде? — переспросила Эстер. — А я подумала, что вы его кормилица.

— И кормилица тоже, — кивнула сеньора и представилась: — Матильда Луго.

Эстер тоже назвала себя.

— Я… помогала капитану, выполняла некоторые его поручения, — тут же поспешила она объяснить свою заинтересованность. — Он очень хороший человек. Он не способен на подлость и трусость! Он никогда не сделал бы того, в чем его обвиняют! Кто-то подставил его, чтобы убрать со своего пути, а он…