Сердце сокола

Рейнардо усмехнулся: за последние годы он совсем отвык от подобной прямоты. Это Сантьяго рубил правду, не задумываясь о последствиях, но тогда Рейнардо и представить себе не мог, что однажды станет по ней скучать. А в окружающей его лести искренность голубоглазой девчонки оказалась сродни глотку свежего воздуха, и Рейнардо не захотел обрывать этот разговор.

— Вы снова меня раскусили, сеньорита, — согласился он. — Я давно не видел герцога и герцогиню Веларде и искренне жалею, что сегодня они не смогли к нам присоединиться.

Она лукаво склонила голову на бок.

— Отчего же вы столь жестоки с собственными желаниями, ваше величество? Отчего вы готовы исполнять любые чужие, но только не свои? Чем они перед вами так провинились?

Рейнардо рассмеялся, чувствуя, как за этим смехом растворилась и глупая надуманная причина, из-за которой он не позволял себе переступить порог Нидо-эн-Рока. Та самая мальчишеская гордыня, что когда-то наделала столько бед и зачем-то возродилась в их отношениях с Сантьяго снова, утонула в голубизне девичьих глаз, напомнивших о главном: о преданности кузена и его искренней приязни к Рейнардо. Так к чему же он снова сомневался и мучился одиночеством? Ведь всего-то и стоило — что обогнуть этот холм и постучать в двери гостеприимного Гнезда на скале.

— Вы, несомненно, правы в своем упреке, сеньорита, — коротко поклонился Рейнардо и протянул руку вперед. — Составите мне компанию в небольшой прогулке? Буду признателен вам за поддержку.

Конечно, Марии Паолини было вовсе не место в родовом поместье герцога Веларде спустя лишь два месяца после рождения его наследника, но ни Сантьяго, ни Кристина ни словом, ни взглядом не укорили незваных гостей за их неожиданное вторжение, а напротив, были искренне рады появлению Рейнардо и его спутницы, заставив его пожалеть лишь о том, что он слишком много времени потерял на никому не нужном пикнике, а не приехал к кузену сразу.

У них с Сантьяго неожиданно нашлось столько занимательных тем для разговора, что Рейнардо совершенно забыл о предыдущем развлечении и покинутых им придворных, но даже в моменты самых интересных слов помнил о голубоглазой девчонке, и невольно искал ее глазами, и оценивал, уютно ли ей в компании Кристины, и даже пытался подслушать, о чем говорят они, потому что у Кристины был очень таинственный вид, и она бросала таинственный взгляды то на собеседницу, то на Рейнардо, а сама сеньорита Паолини то и дело покрывалась краской, и Рейнардо отдал бы половину своего королевства, чтобы узнать, что за беседы они ведут.

Смотреть на голубоглазую девчонку было еще теплее обычного, и Рейнардо совершенно глупо замирал от каждой ее улыбки, и раз за разом жалел, что они так далеко и он не может взять ее за руку, и, уже попрощавшись с хозяевами, осознал, что готов немедля вернуться и разругаться с кузеном и его женой лишь из-за того, что на лице Марии Паолини появилась грусть. Считать причиной этой грусти герцогов Веларде было верхом безумия, но Рейнардо все же напряженно спросил, не они ли обидели сеньориту своим пренебрежением.

— О нет, что вы, ваше величество! — поспешно заверила его смущенная Мария. — Напротив, это я не вправе была ожидать такого приема, какой оказали мне сеньоры Веларде. Я даже немного завидую вам, ваше величество, имеющему столь чутких и верных друзей. Впрочем, иных вы и не заслуживаете!

Чувствуя себя последним болваном, Рейнардо поинтересовался, не он ли в таком случае огорчил ее, лишив оставшихся на пикнике друзей. Но Мария снова покачала головой.

— У меня нет друзей, ваше величество, — сказала она. — Раньше были; то есть я думала, что были. Но когда Марсело был осужден и наша семья попала в опалу, никто не захотел протянуть нам руку помощи. Кроме сеньоры Веларде и вас. Но было бы слишком самонадеянно считать короля Эленсии и жену его кузена своими друзьями.

Рейнардо наконец взял ее руку и тепло ее поцеловал.

— Я буду рад ответить вам самой теплой дружбой, сеньорита, хотя бы в память о том, какую услугу вы мне сегодня оказали, — улыбнулся он, и Мария присела в согласном реверансе, но после этого помрачнела еще сильнее, и Рейнардо, как ни старался, так и не сумел выяснить истинную причину ее печали.

Лишь спустя три недели, на том самом дне собственного рождения, он ее узнал.

На праздник прибыла инфанта Маргарита. Совсем юная — ей не было еще и шестнадцати лет, — но уже столь очаровательная, что почти все мужские взгляды были прикованы лишь к ней.

И только Рейнардо, словно по какому-то наитию, снова искал в разноцветной толпе придворных голубые глаза Марии Паолини. Без нее даже на собственных именинах он чувствовал себя одиноким и непозволительно несчастным. Она не могла не прийти: он лично вручил ей приглашение и добился согласия присутствовать на празднике.

Но никак не ожидал увидеть в ее ясных глазах слезы.