Сердце тьмы

Наверно, я бы забил тревогу, если бы поверил своим глазам. Но я поверил им не сразу. Как такое возможно? Меня с головой поглотил чистый страх, абстрактный ужас, не имевший отношения к какой-либо физической, реальной угрозе. Чувство это перебороло все остальные – главным образом потому, что я испытал… как бы лучше выразиться… громадное моральное потрясение, словно неожиданно столкнулся с чем-то чудовищным, непредставимым, не подвластным разуму и омерзительным для души. Оно длилось всего долю секунды, а потом меня настигло уже обычное и в некотором роде привычное чувство смертельной опасности, предчувствие кровавой бойни или чего-то подобного. Я даже обрадовался этому чувству, оно было мне знакомо, понятно и настолько меня успокоило, что я решил не поднимать тревоги.

Рядом со мной спал на стуле агент в длинном пальто, застегнутом на все пуговицы. Вопли туземцев его не разбудили, он так и продолжал посапывать. Не тревожа его сна, я тихо спрыгнул на берег. Нет, я не предал мистера Куртца – по всей видимости, судьба мне предписала никогда его не предавать, хранить верность выбранному кошмару. Я должен был расквитаться с этой тенью сам, без чьей-либо помощи – я и по сей день не знаю, почему мне так не хотелось разделить с кем-нибудь этот черный опыт.

Очутившись на берегу, я сразу же увидел тропу – широкую тропу среди травы. Помню, как я с восторгом подумал: «Он же не может ходить… он ползет на четвереньках!.. Сейчас я до него доберусь!» Трава была мокрая от росы. Я шел быстро, стиснув кулаки. Возможно, смутно представлял, как сейчас накинусь на Куртца и устрою ему взбучку. Идиотские мысли и раньше лезли мне в голову. Почему-то вспомнилась старуха с кошкой и вязаньем – какой бред, что по другую сторону творящегося здесь безумия сидит эдакая старуха! Я воочию увидел пилигримов, которые с бедра палили из винчестеров, шпигуя воздух свинцом. Подумалось, что я никогда больше не вернусь на пароход: так и буду до старости бродить по этим лесам, одинокий и безоружный. Вот о таких глупостях я размышлял, пока шел по тропе за Куртцем. Помню, я спутал барабанный бой с собственным пульсом и еще порадовался, что сердцебиение у меня спокойное и ровное.

Я шагал по тропе, затем остановился и прислушался. Ночь была ясная: в темно-синем пространстве, переливающемся светом звезд и блеском росы, неподвижно стояли черные тени. Впереди мне почудилось какое-то движение. Вообще в ту ночь я был до странности уверен во всем, что видел и слышал. Представляете, я даже сошел с тропы и описал широкий полукруг (не удивлюсь, если при этом я посмеивался себе под нос), думая выскочить наперерез тому, что якобы двигалось в темноте. Я словно затеял с Куртцем какую-то ребячью игру.

Тут я налетел на него – не услышь он моих шагов, вероятно, я бы об него споткнулся, – но он вовремя успел встать. Высокий, бледный, размытый, зыбкий силуэт его напоминал туман, который выдыхала земля; он стоял передо мной, туманный и молчаливый, слегка покачиваясь в воздухе. За моей спиной среди деревьев полыхали костры, и бормотание множества голосов доносилось из леса. Я в самом деле выскочил наперерез Куртцу, как и намеревался, но теперь, оказавшись прямо перед ним, я будто бы очнулся и осознал, какая опасность мне грозит. Умирать Куртц явно не собирался. А если он закричит, что тогда? Пусть он с трудом стоит на ногах, голос его по-прежнему силен и могуч.

– Уходите. Прячьтесь, – сказал он этим глубоким раскатистым голосом.

Мне стало страшно. Я оглянулся. Мы стояли в тридцати ярдах от ближайшего костра. Черный силуэт поднялся с земли, заходил из стороны в сторону на длинных черных ногах, замахал длинными черными руками. На голове у него были рога – антилопьи, кажется. По всей видимости, то был какой-то колдун или шаман, и вид его, не скрою, наводил на меня жуть.

– Вы хоть понимаете, что творите? – прошептал я.

– Прекрасно понимаю, – громогласно ответил Куртц. Ответ его прозвучал как будто издали, но очень громко, словно он говорил в рупор.

«Если он подымет шум, нам конец», – подумал я. Разумеется, сейчас было не время для драки, не говоря уж о том, что мне вовсе не хотелось бить эту тень, этого несчастного скитальца и страдальца.

– Вы пропадете, – сказал я. – Вы же пропадете раз и навсегда!

Знаете, порой человека посещает подобное вдохновение. Я нашел правильные слова, хотя Куртц и так был непоправимо пропащей душой в тот миг, когда закладывались основы нашей близости… она, эта близость, сохранилась между нами до самого конца… и даже после…

– У меня были грандиозные планы, – нерешительно пробормотал Куртц.

– Да, но если вы попытаетесь закричать, я размозжу вам голову… – Поблизости не оказалось ни палки, ни камня. – Я вас удавлю!

– Я стоял на пороге великих свершений! – взмолился он с такой печалью и тоской в голосе, что у меня кровь застыла в жилах. – А теперь из-за этого болвана и негодяя…

– В Европе вас в любом случае ждет большой успех, – заверил его я.