Сердце тьмы

Она мерно ходила по берегу туда-сюда, завернутая в длинный отрез полосатой ткани с бахромой. Гордо и величаво ступала она по земле; звякали и сверкали на солнце варварские украшения. На руках у нее были медные проволочные рукавицы до локтя, на ногах – медные набедренники. Алое пятно горело на ее щеке, а шея была увешана бесчисленными стеклянными бусами; все тело украшали странные предметы – амулеты или дары шаманов, – которые мерцали и бряцали при каждом шаге. Женщина была дика, прекрасна и устрашающа; что-то грозное и торжественное чудилось в ее размеренных движениях. И во внезапно опустившейся на этот скорбный край тишине казалось, что дикая глушь, полная плодородной и таинственной жизни, задумчиво смотрит на нее, будто видя в ней отражение своей мрачной и страстной души.

Она поравнялась с пароходом и встала лицом к нам. Ее длинная тень легла на кромку воды. На прекрасном, трагическом и яростном лице застыло выражение дикой скорби, немой боли и страха пред неким поступком, который она пока не решалась совершить. Женщина смотрела на нас неподвижно, с тем же выражением, какое чудилось мне во взгляде здешней глуши, словно обдумывавшей непостижимый замысел. Прошла минута, и тогда наконец дикарка сделала шаг вперед. Тихо звякнули украшения, вспыхнул желтый металл, качнулась бахрома на одеяниях… и она замерла в нерешительности. Мой юный собеседник зарычал. Пилигримы за нашими спинами встревоженно забормотали. Женщина смотрела на нас так, словно от решительности и уверенности взора зависела ее жизнь. Внезапно она раскинула руки и воздела к небу – казалось, неудержимо захотела дотянуться до небес. В тот же миг по земле побежали быстрые тени, легли на воду и заключили пароход в свои мглистые объятия. Над миром повисла грозная тишина.

Она медленно отвернулась, прошла немного по берегу и скрылась в кустах слева. Из черной сени зарослей она, прежде чем исчезнуть, бросила на нас один-единственный взгляд.

– Вздумай она подняться на борт, я бы, наверное, попытался ее пристрелить! – с тревогой сказал мой новый знакомец в заплатках. – Добрых две недели я с риском для жизни защищал от нее Куртца. Однажды она все-таки пробралась в дом и устроила скандал из-за тех несчастных тряпок, которыми мне пришлось залатать свою одежду. Я непорядочный человек. По крайней мере эту мысль она хотела до него донести – битый час о чем-то кричала, грозя на меня пальцем. Языка ее племени я не знаю, но догадаться было нетрудно. К счастью, Куртц оказался слишком болен и не стал ее слушать – иначе плохо бы мне пришлось. Не понимаю… Нет, никогда мне этого не понять! Ладно, все уже позади.

В этот миг из-за шторы донесся низкий голос Куртца:

– …спасти меня?.. Ха! Спасти слоновую кость, вы хотели сказать. Не надо молоть чепуху. Спасти меня! Да это вас пришлось спасать! А теперь вы срываете мои планы. Болен, болен… Не так уж я и болен, как вам бы хотелось. Впрочем, это неважно. Я еще исполню задуманное… я вернусь. Я вам покажу, что тут можно сделать. Вы – мелкие, ничтожные людишки! – мне мешаете. Но я вернусь. Я…

Начальник станции вышел на палубу, решив удостоить меня приватной беседой: взял под локоть и отвел в сторонку.

– Он очень плох, очень плох. – Начальник счел необходимым вздохнуть, но забыл при этом взять соответствующий скорбный тон. – Мы ведь сделали для него все, что могли, не так ли? Глупо отрицать тот факт, что мистер Куртц принес компании больше вреда, чем пользы. Ему следовало повременить со столь решительными мерами… Все надо делать осторожно – таков мой жизненный принцип. Мы должны быть осторожны. Этот регион для нас теперь закрыт. Какая жалость! Торговля, несомненно, пострадает. Да, согласен, слоновой кости добыто очень много – в основном ископаемой. Мы должны во что бы то ни стало ее спасти, но взгляните, в каком затруднительном положении мы оказались! А все почему? Потому что его метод был порочен…

– Вы считаете его метод порочным? – спросил я, не сводя глаз с берега.

– Разумеется! А вы – нет?

– Да нет тут вовсе никакого метода, – пробормотал я после долгого молчания.

– Вот именно! – восторженно закричал он. – И ведь я знал, к чему все идет! Полное отсутствие понимания дел… Разумеется, я доложу об этом начальству.

– О, ну разумеется. Этот малый – как бишь его? – ну, кирпичных дел мастер… он вам поможет сочинить превосходный доклад.

Начальник на миг растерялся. Мне кажется, я еще никогда в жизни не дышал столь отравленным воздухом, потому решил мысленно обратиться за помощью к Куртцу – да-да, за помощью!

– А все-таки мистер Куртц – исключительный человек, – изрек я.

Он вздрогнул, бросил на меня тяжелый взгляд и тихо сказал:

– Был исключительным человеком…

Аудиенция подошла к концу. Начальник отвернулся и ушел. Меня теперь записали в ряды единомышленников Куртца, приверженцев «порочных методов», время которых еще не пришло. Я порочен! Что ж! Зато я хотя бы мог сам выбирать себе кошмары…