Сердце тьмы

Он положил одну руку на мое плечо и, слегка меня повернув, вытянул другую в указующем жесте:

– Смотрите! Вон ваш корабль, капитан.

Я почувствовал в груди глухой удар – один-единственный, как будто после него мое сердце перестало биться. У берега стояло судов десять, если не больше. То, на которое мне указали, было частично скрыто корпусом соседа.

– Сейчас мы с ним поравняемся, – сказал капитан парохода.

Что означал его тон? Насмешку? Угрозу? Или только равнодушие? Не зная наверняка, я все же подозревал недобрый умысел в этом внезапном проявлении участия.

Капитан оставил меня одного. Я перегнулся через перила мостика и поглядел на воду за бортом. Поднять глаза я боялся, и все же нужно было это сделать, да и устоять я не мог. Наверное, меня трясло. Но стоило мне остановить взгляд на моем корабле, весь страх исчез, рассеялся, как дурной сон, с тою разницей, что сон не оставляет после себя стыда, а я вдруг застыдился собственных недостойных подозрений.

Да, передо мною был мой корабль. При виде его корпуса, его оснастки я испытал величайшее удовлетворение. Горькое чувство пустоты жизни, не дававшее мне покоя на протяжении последних месяцев, утратило свою злую власть надо мною, будучи растворено приливом радости.

Я с первого взгляда распознал в своем корабле существо высшего сорта. Во всех линиях его стройного тела, во всех пропорциях ощущалась гармония. Сколько бы ему ни было лет и что бы ни пришлось пережить, он сохранил первозданное благородство. Это было одно из тех судов, которые, благодаря безупречному инженерному замыслу и безупречному исполнению, никогда не выглядят старыми. Все его собратья, пришвартованные рядом, были крупнее, но оно выделялось среди них аристократизмом, как арабский скакун среди ломовых лошадей.

Позади меня неприятный голос двусмысленно произнес: «Надеюсь, капитан, вы удовлетворены». Я даже не обернулся. Это был командир парохода. Что бы он ни имел в виду, что бы ни думал о моем судне, я знал: мой корабль, как женщина редкой красоты, принадлежит к числу тех созданий, которые одним только фактом своего существования способны внушить человеку неэгоистический восторг. Видя их, радуешься своему присутствию в мире, где есть такое совершенство.

От корабля, как ото всех прекрасных творений человеческих рук, веяло чарующим иллюзорным дыханием жизни и души. Штабель тиковых дров, мертвой громадой нависший над люком, выглядел тяжелее всего, что было на борту. Когда груз стали опускать, от ватерлинии по всему корпусу и выше по тонким нервам оснастки пробежала дрожь. Казалось, это жестоко – так нагружать столь изящное существо.

Полчаса спустя я с чувством глубокого физического удовлетворения впервые ступил на палубу своего корабля. То был момент непревзойденной полноты бытия, идеальной целостности эмоций, которые достались мне вдруг, без упорных трудов и разочарований туманного карьерного пути.

Я обнял корабль быстрым взглядом, освоив ту конкретную форму, в которой воплотилась отвлеченная идея моего капитанства. Мне тотчас бросились в глаза многочисленные частности, заметные только морякам. Я видел мое судно вне всякой материальной среды – так, словно не существовало даже берега, к которому оно пришвартовано. Что были для меня все страны мира? В любом краю, омываемом судоходными водами, наша связь будет неразрывна. Мы сроднимся друг с другом сильнее, нежели можно выразить. А все прочие события и картины будут сменяться, не оставляя следа. Желтокожие работяги, суетившиеся вокруг главного люка, казались еще менее вещными, чем то, из чего сотканы грезы, ибо кому, скажите на милость, придет в голову грезить о китайцах?

Я прошел на ют[7], где блестели в тени навеса медные, похожие на яхтенные, детали такелажа, отполированные перекладины и стеклянные фонари. Зыбкий отраженный свет играл на склоненных спинах двух матросов, чистивших рулевой механизм, не замечая ни меня, ни того почти нежного взгляда, который я бросил на них, прежде чем спуститься внутрь.

Дверь была открыта настежь, изгиб лестницы скрывал половину прихожей. Внизу кто-то тихо напевал, но, заслышав мои шаги, резко умолк.

Глава 3

Первым, что я увидел, была верхняя часть тела человека, который, отклонившись назад, выглядывал из двери, ближайшей к лестнице. Его широко раскрытые глаза смотрели на меня неподвижно. В одной руке он держал обеденное блюдо, в другой – скатерть.

– Я ваш новый капитан, – сказал я тихо.

В момент, в мгновение ока избавившись от блюда и скатерти, матрос бросился открывать мне кают-компанию. Когда я вошел, он исчез, но через секунду снова появился, застегивая куртку, надетую им с быстротою актера, привыкшего к частым перевоплощениям.

– Где старший помощник? – спросил я.

– Думаю, в трюме, сэр. Минут десять назад я видел, как он спустился в ахтерлюк.

– Сообщите ему, что я на борту.