Сердце тьмы

Корабль! Мой корабль! Я смогу самолично распоряжаться им и заботиться о нем! В этом смысле он станет более моим, чем что бы то ни было прежде. Я буду за него в ответе, я сделаю его предметом обожания. Сейчас он стоял, точно скованный злыми чарами, не в силах двигаться и не в силах жить. Как заколдованная принцесса ждет своего принца, мой корабль ждал, что я приду и выведу его в белый свет. Зов этого существа, о чьем существовании я до сей поры не подозревал, доносился до меня словно из-за облаков. Я не знал, как оно выглядит, а название слышал лишь мимоходом, но перед лицом нашего будущего мы были неразделимы. Нам предстояло вместе ходить по морям и, быть может, вместе утонуть.

Мои вены вдруг наполнились страстным нетерпением. Никогда прежде и никогда после я не ощущал собственного существования так живо и так напряженно. Мне стало ясно, до какой степени я все-таки моряк – моряк и сердцем, и умом, и телом; человек, без остатка принадлежащий океану и кораблям. Морской мир был для меня единственным (другие не в счет), а на корабли я смотрел как на мерило мужества, темперамента, отваги и преданности. Мерило любви.

Тот момент был прекрасен и неповторим. Я вскочил с места и долго расхаживал по комнате. Когда же я наконец сошел в столовую, то держался с полным самообладанием. Разве что за ужином ничего не смог съесть.

Надо отдать должное стюарду: услыхав о моем намерении идти в порт пешком, он позаботился о том, чтобы предоставить мне носильщиков из числа местных жителей. Они забрали все мое имущество, подвесив его на длинный шест. (При себе, в кармане, я оставил лишь немного денег.) Капитан Джайлс изъявил желание меня проводить. В темной аллее, по которой мы пошли, было довольно прохладно.

– Кое-кто, верно, до смерти рад, что никогда больше вас не увидит! – внезапно рассмеялся мой спутник.

Я тотчас понял: он имел в виду стюарда, который, прощаясь со мною, держался угрюмо и вместе с тем испуганно. Я выразил недоумение, зачем этот малый ни с того ни с сего вдруг попытался мне навредить.

– Разве вы не догадываетесь? Он хотел одного – избавиться от нашего приятеля Хэмильтона. Потому и задумал обманом отправить его вперед вас. Получив место, тот исчез бы надолго. Понимаете?

– Боже! – воскликнул я, чувствуя себя в некотором роде униженным. – Да может ли такое быть? Какая глупость! Чтобы наглый заносчивый бездельник… Хотя отчего же? Затея почти удалась. Полагаю, если бы я не явился, портовое управление было бы вынуждено прислать на корабль кого-то другого.

– Вот именно. Такие глупцы, как наш стюард, порой бывают очень опасны, – менторски изрек капитан Джайлс, а затем, сообщив своему тихому самодовольному голосу еще большую нравоучительность, прибавил: – Они опасны именно тем, что глупы, ибо, – продолжил он тоном лектора, – ни один здравомыслящий человек не станет лишь для того, чтобы избавиться от какого-то раздражающего субъекта, от мелкой неприятности, рисковать местом, потеряв которое умрет с голоду. Разве не так?

– Так, – согласился я, подавляя желание рассмеяться над тем, как серьезно и даже таинственно, словно что-то запретное, капитан Джайлс преподносит мне плоды своей мудрости. – И все-таки у бедняги, боюсь, не все дома. Должно быть, он в самом деле помешался.

– Полагаю, все в этом мире немного помешаны, – спокойно заявил капитан Джайлс.

– Все без исключения? – спросил я только для того, чтобы услышать, в какой манере он мне ответит.

– Ну разумеется! Кент даже вас называет немного сумасшедшим.

– Вот как? – возразил я, внезапно испытав жгучую обиду на прежнего своего командира. – Из той письменной рекомендации, которую он мне дал и которая лежит теперь у меня в кармане, этого не следует. Привел ли он вам какие-нибудь примеры моего безумия?

Капитан Джайлс пояснил примирительным тоном, что имел в виду дружеское замечание, сказанное в связи с тем, как внезапно, без всякой видимой причины, я покинул прежнее мое место.

– Ах вот оно что! – буркнул я и прибавил шагу.

Капитан Джайлс не отставал: шел бок о бок со мной в полутьме аллеи, словно это было его долгом – удостовериться в том, чтобы я, как нежелательный элемент, покинул колонию. Он немного запыхался, отчего стал выглядеть довольно жалким. Но я не был тронут. Наоборот. Его неудобство доставляло мне своего рода злорадное удовольствие. Наконец я смягчился и, замедлив шаг, сказал:

– Мне попросту захотелось повернуть мою жизнь в новое русло. Я почувствовал, что время настало. Разве это желание так уж безумно?