Сердце тьмы

Этот вопль не только достиг моих ушей, но и опередил меня, дойдя до веранды, откуда вышел капитан Джайлс. Его фигура, возникшая в дверном проеме, казалась воплощением обыденной мудрости, надежной и респектабельной. На груди блестела золотая цепь, в руке дымилась трубка. Когда я сердечно протянул ему руку, он как будто удивился и ответил мне, хотя и достаточно приветливо, но с легкой улыбкой превосходства, которая, точно нож, обрубила мою благодарственную речь. Думаю, я едва ли произнес больше одного слова, и даже оно, судя по жару, прихлынувшему к моим щекам, заставило меня так покраснеть, словно я совершил что-то дурное.

Приняв отстраненный тон, я спросил капитана Джайлса, как ему удалось разгадать ту маленькую тайную игру, которая здесь велась. Он самодовольно пробормотал, что в этом городе не много найдется вещей, которых он не видел бы насквозь. Ну а в этом заведении и вовсе ни единая мелочь не скроется от его многоопытного глаза, ведь он останавливается здесь уже лет десять. Ему было не трудно, нисколько не трудно.

Голосом по обыкновению негромким, но густым, он осведомился, доложил ли я официально о поведении стюарда. Я сказал, что нет, хотя возможность представилась: капитан Эллис самым смехотворным образом распек меня за долгое отсутствие.

– Презабавный старик, – прервал меня мой собеседник. – Как же вы ему ответили?

– Я только возразил, что пришел сразу же, едва получил известие. Больше ничего. Мне не хотелось навлекать на нашего стюарда грозу. Было бы недостойно нанести удар столь жалкому противнику. Нет, жаловаться на него я не стал, хотя он, похоже, убежден в обратном. Ну и пускай. Этого страха он долго не забудет, ведь капитан Эллис пинком отправил бы его аж в Центральную Азию…

– Подождите-ка, – сказал капитан Джайлс и внезапно меня покинул.

Я сел, ощущая сильную усталость и головную боль. Прежде чем я успел углубиться в какие бы то ни было размышления, он возвратился, пробормотав в свое оправдание, что ему, дескать, пришлось пойти успокоить бедолагу.

Взгляд мой выразил удивление, однако в действительности я остался равнодушен. Капитан Джайлс пояснил, что нашел стюарда лежащим ничком на диване, но теперь все в порядке.

– От испуга он вряд ли мог умереть, – произнес я с презрением.

– Зато мог принять чрезмерную дозу того вещества, которое хранится у него в маленьких склянках, – серьезно возразил капитан Джайлс. – Однажды, несколько лет назад, этот конченый остолоп уже пытался отравиться.

– В самом деле? – безразлично отозвался я. – Он, пожалуй, и вправду кажется плохо пригодным для жизни.

– Так можно сказать о многих.

– Не преувеличивайте! – возразил я и раздраженно засмеялся. – Однако я хотел бы знать, капитан Джайлс, что будет с этой частью земли без вашего попечения, если вам придется отсюда уехать. За один только сегодняшний день вы сделали меня командиром корабля и спасли жизнь стюарду, хотя для чего вы принимаете в нем или во мне такое участие, я решительно не понимаю.

С минуту капитан Джайлс молчал, затем серьезным тоном произнес:

– Заведением он в общем-то управляет неплохо. Может даже найти приличного повара, а если найдет, то умеет и удержать. Помню, какие повара работали здесь до него…

В этот момент я, надо полагать, сделал нетерпеливое движение, поскольку капитан Джайлс вдруг осекся и попросил извинить его за то, что мне приходится зевать тут с ним, хотя я, конечно же, должен собираться в путь.

Я в самом деле хотел немного побыть в одиночестве и, поспешив воспользоваться такой возможностью, нашел убежище в своей тихой комнате, расположенной, по видимости, в пустующем крыле дома. За неимением какого-либо занятия (мои вещи так и остались нераспакованными) я сел на кровать и отдался во власть новейших впечатлений – впечатлений самых неожиданных.

Сперва я задумался о собственном душевном состоянии. Отчего я так мало удивлен? Отчего? Вот он я, в мгновение ока ставший капитаном. Эту должность я получил не вследствие обычного хода человеческих дел, а словно по волшебству. Другой бы места себе не находил от изумления, я же остался спокоен, как персонажи сказок, которые никогда не бывают изумлены. Когда тыква превращается в парадную карету, Золушка не вскрикивает, а спокойно принимает этот дар и едет навстречу своему счастью.

Суперинтендант (этакая свирепая фея) с почти сказочной неожиданностью извлек мое капитанство из своего письменного стола, но «капитанство» – понятие довольно расплывчатое, и я не ощущал всей чудесности произошедшего, пока не подумал о том, что у каждого капитана есть корабль – уже не расплывчатый, а вполне осязаемый.