Сердце тьмы

Широкая внутренняя лестница каким-то образом сама легла мне под ноги. Слово «капитанство» обладает сильными чарами. Первыми человеческими существами, чьи фигуры я явственно различил, после того как простился с негодующей спиной капитана Джайлса, были матросы парового катера: они лениво расхаживали по просторной площадке перед зашторенной аркой, ведущей в письмоводительский зал.

В это мгновение энергия меня покинула. Казенная атмосфера убивает все, что дышит воздухом человеческих усилий, ибо торжество чернил и бумаги равно губительно как для надежд, так и для страхов. Малаец-рулевой поднял передо мною портьеру, и я, тяжело ступая, прошел в арку. Посетителей в зале не было, только клерки усердно трудились за своими столами, поставленными в два ровных ряда. Завидев меня, распорядитель по найму соскочил со своего возвышения и устремился мне навстречу по широкому, устланному толстыми коврами проходу.

Это был человек с шотландской фамилией, но притом со смуглой золотисто-оливковой кожей, черной как смоль бородкой и томными глазами, тоже черными.

– Хотите видеть Его? – спросил он меня доверительным тоном.

Утратив в казенной обстановке прежнюю легкость духа и тела, я посмотрел на чиновника устало, без всякого выражения и ответил ему вопросом на вопрос:

– А как по-вашему? Стоит ли?

– Боже правый! Он сегодня дважды о вас спрашивал.

Под этим почтительным «Он» подразумевался морской суперинтендант, начальник порта – великий человек в глазах чернильной братии. Однако их благоговение перед ним было ничто в сравнении с тем, как превозносился он сам. Капитан Эллис смотрел на себя как на эманацию некой божественной (языческой) силы, наместника Нептуна в близлежащих морях. Волнами он не повелевал, зато стремился вершить судьбы тех, кто вверил свои жизни водной стихии. Под действием этой вдохновляющей иллюзии он стал властолюбив и строг, как инквизитор. А поскольку вдобавок к этому он еще и обладал холерическим темпераментом, то находились люди, испытывавшие перед ним нешуточный страх. Он был грозен не в силу своих служебных обязанностей, но по причине непомерного самомнения. Прежде мне никогда не приходилось иметь с ним дела.

– Дважды спрашивал обо мне? – произнес я. – О, тогда в самом деле, пожалуй, зайду.

– Непременно! Непременно!

Сделав мне знак следовать за ним, распорядитель по найму чопорно прошествовал мимо бесчисленных конторок и столов к высокой внушительной двери. Открыв ее почтительным движением и не выпуская ручки, он шагнул внутрь, благоговейно оглядел комнату и лишь тогда молчаливым кивком предложил мне войти, а затем тотчас выскользнул и деликатнейшим манером затворил дверь за моей спиной.

Три очень высоких окна выходили на бухту. Из них ничего не было видно, кроме сверкающей синевы моря и светящейся голубизны неба. Среди этого бездонного лазурного пространства мой глаз различил белое пятнышко большого корабля, который только теперь пришел и готовился стать на внешний рейд. То был корабль из дома, проведший в пути, вероятно, дней девяносто. Есть что-то трогательное в том, как судно возвращается из плавания и складывает свои белые крылья, устраиваясь на отдых.

Следующим, что я увидел, был кок седых волос, венчавший голову капитана Эллиса, чье гладкое красное лицо казалось бы апоплексическим, если бы не имело такого свежего вида. Наш наместник Нептуна не носил бороды, и в углу его кабинета не стоял наподобие зонтика трезубец, но казенное перо, которое он держал в своей руке, выглядело грозным оружием, способным молниеноснее меча губить судьбы простых тружеников.

При моем появлении он обернулся, а когда я подошел достаточно близко, приветствовал меня вопросом, пугающим своей внезапностью:

– Где вы до сих пор пропадали?

Это было не его дело, посему я предпочел пропустить выпад мимо ушей и сказал только, что слышал о вакансии командира какого-то судна, а поскольку знаю толк в парусном мореходстве, подумал…

Суперинтендант прервал меня:

– Бросьте! К черту болтовню! Вы сгодились бы для этой работы, даже будь, кроме вас, еще двадцать желающих. Но все боятся простуды. В том-то и дело.

Он был очень раздражен. Я спросил его невинным тоном:

– Боятся простуды, сэр? Отчего же?

– Отчего? – фыркнул он. – Из-за парусов. Из-за белой команды. Слишком много хлопот, слишком много работы. Слишком долго они отдыхали на суше. Теперь подавай им всем легкую жизнь да кресла на палубе. Вот и сижу я здесь с телеграммой от генерального консула, а единственного подходящего человека нигде не найти. Я уж начал думать, что вы тоже струсили…

– Я пришел в контору так быстро, как только смог, – заметил я невозмутимо.

– Надобно признать, вы приобрели здесь хорошую славу, – прорычал суперинтендант, не глядя на меня.

– Очень рад слышать, сэр.

– Да. Но когда вы нужны, вас нет. Не спорьте. Этот ваш стюард не посмел бы пренебречь моим письмом. Где, черт возьми, вас носило добрую половину дня?