Сердце тьмы

И вдруг мне открылась внутренняя сущность вещей и слов, которые так озадачивали и так утомляли меня своей внешней незначительностью. Я заявил, что желаю знать содержание того письма. Причем суровость моего тона и взгляда была напускной лишь отчасти. Любопытство – неистово сильное чувство.

Словно заслонившись от меня дурацкой угрюмой миной, стюард пробормотал, что письмо не должно меня беспокоить. Я ведь, по собственным моим словам, уезжаю на родину, а значит, мне и нечего… Таков был его аргумент – почти оскорбительный своей неуместностью. Оскорбительный для моего ума, хочу я сказать.

В сумеречную пору между юностью и зрелостью я был особенно чувствителен к такого рода оскорблениям, и потому, боюсь, обошелся со стюардом в самом деле грубо. Но противостоять кому-то или чему-то было не в его природе. Он, вероятно, пристрастился к наркотикам либо искал спасения в одиноком пьянстве. Так или иначе, когда я дошел до бранных слов, он не выдержал и заверещал.

Не скажу, что шуму вышло очень много. Скорее это было циническое признание, произнесенное слабым, плачевно-трусливым криком. Связностью оно тоже не отличалось, однако было достаточно вразумительно, чтобы меня оглушить. Охваченный праведным негодованием, я отвел от стюарда глаза и увидел капитана Джайлса, который стоял в проеме двери, ведущей на веранду, и молча наблюдал сцену, бывшую творением, если можно так выразиться, его же собственных рук. Мне бросилась в глаза черная дымящаяся трубка, зажатая в его большом отеческом кулаке, и блестящая золотая цепь от часов на белом кителе. Он излучал энергическое проницательное спокойствие, способное привлечь любую невинную душу. Я бросился к нему и вскричал:

– Поверить не могу! В письме сообщалось, что на какой-то корабль нужен капитан. По-видимому, объявлена вакансия, а этот субъект решил держать рот на замке.

Стюард издал вопль отчаяния:

– Вы меня погубите!

При этих словах он изо всех сил ударил ладонью по своей жалкой голове, но когда я обернулся на звук шлепка, его уже не было рядом. Он скрылся из виду. Такое внезапное исчезновение меня рассмешило.

Я счел инцидент исчерпанным, но капитан Джайлс, неподвижно глядя туда, где несколькими секундами ранее стоял стюард, принялся тянуть за свою великолепную золотую цепь и тянул до тех пор, пока не вытянул из глубокого кармана часы, словно тяжелую правду со дна колодца (ведь, ежели верить народному изречению, именно там она и лежит). Поглядев на циферблат, Джайлс тожественно возвратил часы на место и лишь тогда произнес:

– Еще только три. Вы успеете ко времени – если, конечно, не будете вести его, то есть время, понапрасну.

– Успею? Куда?

– Боже правый! Да в контору же! В этом деле нужно разобраться.

В сущности говоря, он был прав. Но я никогда не имел вкуса к расследованиям, разоблачениям и другой подобной работе, несомненно похвальной с нравственной точки зрения. Между тем именно с этой точки зрения я и смотрел на сложившиеся обстоятельства. Если кто-то непременно должен был погубить стюарда, то я не знал, отчего бы самому капитану Джайлсу этого не сделать, ведь он человек зрелый, всеми уважаемый, постоянный обитатель «Командирского дома». Я же чувствовал себя здесь не более чем пролетной птицей. По сути, моя связь с портом была уже порвана. Я пробормотал, что не думаю… что для меня это теперь пустое…

– Пустое! – повторил капитан Джайлс, выказывая некоторые признаки спокойного взвешенного негодования. – Кент предупреждал меня о ваших странностях. Сейчас вы скажете, будто капитанство вам ни к чему, и это после всех моих мучений!

– Мучений? – пробормотал я недоуменно.

Каких мучений? Я помнил только, как после второго завтрака меня битый час путали и утомляли скучнейшим разговором. И это он со своей стороны называл мучениями?

Самодовольство, с каким он теперь на меня глядел, в любом другом человеке было бы отвратительно. Вдруг перед моими глазами словно перевернулась страница книги и я увидел слово, которое все мне объяснило: это дело следовало рассматривать не только в нравственном отношении. И все же я не шелохнулся. Моя раздумчивость немного вывела капитана Джайлса из терпения: сердито пыхнув трубкой, он от меня отвернулся.

На самом же деле я ни о чем не раздумывал. Мой, если можно так выразиться, умственный механизм совершенно разладился. Однако я сумел внушить себе, что в этом затхлом мире, не сулящем мне ни выгоды, ни удовольствия, имеется такая вещь, как место капитана, которое нужно заполучить, и эта мысль вывела меня из оцепенения.

От «Командирского дома» до портовой конторы путь неблизкий, но, держа в голове магическое слово «капитанство», я и сам не заметил, как оказался на набережной, у низких ступеней, ведущих к белому порталу из тесаного камня. Все это как будто скользнуло мне навстречу в мгновение ока. Огромная бухта с кораблями, стоящими на рейде, мелькнула справа голубой молнией, и полутемная прохлада вестибюля вырвала меня из света и жара, которых я не ощущал, покуда не оказался от них избавлен.