Сердце тьмы

Я впал в уныние, в духовную дремоту. Самодовольный голос Джайлса, мировой голос пустого тщеславия, все не смолкал, но меня он уже не злил. Я больше не ждал от жизни ничего нового, удивительного, познавательного, не ждал возможности открыть что-нибудь в себе самом, приобрести мудрость или насладиться весельем. Кругом было одно переоцененное слабоумие, одно сплошное подобие капитана Джайлса. Приходилось мириться.

Имя Хэмильтона, внезапно расслышанное, вывело меня из раздумий.

– Я думал, мы с ним уже покончили, – сказал я с самым явным неудовольствием.

– Да, и все же, принимая во внимание давешнее, вы, я полагаю, должны это сделать.

– Должен это сделать? – переспросил я, недоуменно выпрямляясь. – Что «это»?

Мой вопрос чрезвычайно удивил капитана Джайлса:

– Да как же! То, что я вам советовал. Ступайте к стюарду и спросите, о чем говорилось в том письме из портовой конторы. Вот так напрямик и спросите.

На короткое время я лишился дара речи. Слова Джайлса оказались достаточно неожиданны и оригинальны, чтобы совершенно сбить меня с толку. Я озадаченно пробормотал:

– А разве не Хэмильтон…

– Именно. Вот и не позволяйте ему. Сделайте, как я вам говорю. Займитесь стюардом. Бьюсь об заклад: вы застигнете его врасплох, – не унимался капитан Джайлс, выразительно размахивая у меня перед лицом трубкой.

Затем он поднес ее ко рту и сделал три короткие затяжки. Не могу описать того торжествующего выражения, которое он изобразил на своем лице от упоения собственным остроумием. Тем не менее, как ни странно, этот человек оставался мне симпатичен, ибо распространял вокруг себя мягкое свечение нелепого добродушия, которое, правда, не только привлекало, но и раздражало меня.

Я ответил ему холодно (как отвечают на полнейшую глупость), что не вижу причины становиться для стюарда предметом неуважения. Хотя существо он жалкое и работу свою выполняет дурно, я скорее щелкну его по носу, чем сделаю то, на чем настаивает капитан Джайлс.

– Щелкнуть по носу! Много вам от этого проку! – возмутился мой собеседник.

Его замечание прозвучало настолько несуразно, что отвечать было решительно нечего, однако вся эта бессмыслица начинала по-своему зачаровывать меня. Я чувствовал: разговор с капитаном Джайлсом нужно немедленно прекратить. Сказав отрывисто, что не понимаю его и что с меня довольно, я встал, но прежде чем успел уйти, он заговорил снова – на сей раз упрямым голосом и нервно попыхивая трубкой:

– Вы только спросите. Только спросите, и все.

Перемена в тоне заставила меня замешкаться, но здравый смысл победил и я, безрадостно улыбнувшись своему собеседнику, покинул веранду. В несколько шагов я оказался посреди столовой, прибранной и опустевшей. За минувшие секунды я успел подумать о многом: о том, в частности, что Джайлс надо мной потешается, хочет поразвлечься за мой счет, что я, вероятно, повел себя как легковерный глупец, что очень мало знаю жизнь…

К моему чрезвычайному удивлению, в дальнем конце комнаты распахнулась дверь – та самая, на которой было написано «Стюард». Управляющий заведением, до абсурда похожий на затравленного зверька, выбежал из своей мещанской норы и устремился в сад.

До сих пор я не в состоянии объяснить, что заставило меня крикнуть ему вслед: «Погодите-ка минутку!» Может, дело было во взгляде, который он сам искоса на меня бросил, а может быть, я все еще находился под влиянием загадочной настойчивости капитана Джайлса. В любом случае я поддался некоему импульсу – проявлению той внутренней движущей силы, которая поворачивает наши жизни в то или иное русло. Если бы те слова не сорвались с моих губ помимо собственной моей воли, я наверняка остался бы моряком, но какими именно путями я бы пошел, теперь для меня непостижимо.

Нет, моя воля была здесь ни при чем. Едва успев издать те злосчастные звуки, я уже горько пожалел о них. Ежели бы стюард остановился и поглядел на меня, мне пришлось бы смущенно отступить, ибо я не был намерен выполнять те идиотические указания, которые дал мне капитан Джайлс, желавший посмеяться то ли надо мной, то ли над управляющим.

Но в дело вмешался древний охотничий инстинкт. Стюард притворился глухим, и я, ни секунды не раздумывая, преградил ему путь у самой двери, быстро обойдя с другой стороны обеденный стол.

– Отчего вы не отвечаете, когда с вами говорят? – спросил я резко.

Он с горестным видом оперся о притолоку. Человеческая природа, боюсь, небезупречна: на ней отыщется не одно уродливое пятно. Я ощутил нарастающую злобу, причем, полагаю, только оттого, что моя жертва глядела на меня так скорбно. Жалкое создание!.. Я взялся за него без предисловий:

– Насколько мне известно, вы получили из портовой конторы некое официальное известие. Так ли это?

Вместо того чтобы сказать: «Не лезьте не в свое дело», – стюард ответил мне нагловато-жалобным хныканьем: он все утро не мог меня найти, он не обязан по всему городу меня разыскивать.

– Да кто вас об этом просит? – вскричал я.