Сердце тьмы

Пораженный глупостью таких разглагольствований, я вытаращил глаза. Не будь мой собеседник по-своему симпатичен мне, я счел бы его слова оскорбительными и ответил бы ему с негодованием. Ну а так мне оставалось лишь сожалеть о нем. Расхохотаться я не мог – в этом мне препятствовала какая-то удивительная серьезность взгляда Джайлса. От зевка я тоже удержался. Просто сидел и неподвижно смотрел широко открытыми глазами.

Тон капитана сделался между тем чуть менее таинственным. Получив записку, стюард схватил шляпу и пулей выскочил из дому. Но в контору его не вызывали. Если бы он отправился туда, то отсутствовал бы дольше. Возвратившись очень скоро, он отшвырнул шляпу прочь и принялся расхаживать по столовой, стеная и хлопая себя по лбу. Эти увлекательнейшие события капитан Джайлс наблюдал лично и с тех пор, по-видимому, не прекращал о них размышлять.

Теперь мне было глубоко жаль его. Постаравшись придать моим словам как можно меньше язвительности, я выразил удовлетворение в связи с тем, что он нашел, чем занять утренние часы.

Капитан Джайлс с обезоруживающей простотой (и таким тоном, словно говорил о чем-либо значительном) обратил мое внимание на то, как несвойственно ему вообще-то проводить утро, сидя на одном месте. Обыкновенно он выходит перед вторым завтраком в город: заглядывает в разные конторы, встречается с друзьями в порту и так далее. Нынче он, как только встал, почувствовал себя неважно. Ничего серьезного, просто лень напала.

Бессмысленность речей капитана Джайлса в сочетании с застывшим взглядом производила впечатление тихого унылого умопомешательства, а когда он немного придвинулся ко мне и вновь понизил голос до таинственного шепота, я вдруг с удивлением понял: не всякий, кого уважают как мастера своего дела, бывает в здравом уме. Мне, однако, тогда не пришло в голову, что я не знаю, в чем именно состоит здоровье ума, насколько этот вопрос деликатен и по большому счету малозначителен. Поскольку обидеть капитана Джайлса мне все же не хотелось, я слушал его, моргая, с деланым интересом. Но когда он загадочным тоном спросил, помню ли я содержание последнего разговора между нашим стюардом и «этим Хэмильтоном», я лишь кисло хмыкнул и отворотился.

– Разумеется, помните. Но в точности ли? – вкрадчиво настаивал капитан Джайлс.

– Понятия не имею. Мне нет до этого дела, – выпалил я да вдобавок вслух предрек и стюарду, и Хэмильтону вечные муки.

Таким энергическим ответом я надеялся положить беседе конец, однако капитан Джайлс продолжал глядеть на меня с прежней задумчивостью. Его ничем нельзя было остановить. Он отметил, что тот разговор в столовой касался моей персоны. Я сохранял видимость безразличия, и тогда он сделался положительно жесток. Слыхал ли я слова того человека? Да? И каково же мое мнение? Он, капитан Джайлс, хочет знать.

Поскольку по виду в нем никак нельзя было заподозрить злонамеренного лукавства, я пришел к выводу, что передо мной самый бестактный на свете идиот. Почти презирая себя за эту слабость, я постарался его вразумить: стал объяснять, что никакого мнения у меня нет и быть не может, что мне незачем думать о Хэмильтоне, что ни мысли, ни слова этого бездельника и грубияна («Ваша правда, он таков и есть!» – прервал меня капитан Джайлс) не стоят даже презрения порядочного человека, а посему я не намерен уделять им ни малейшего внимания.

Моя позиция казалась мне совершенно простой и очевидной, но капитан Джайлс, как ни странно, не подавал знаков согласия. Столь совершенная глупость была почти занятна.

– Чего же вы от меня хотите? – спросил я смеясь. – Я не могу затеять с ним ссору из-за того, что он обо мне думает. Он ни разу не выражал своего пренебрежения мне в глаза и даже теперь не знал, что мы следили за их разговором. Я только выставлю себя в смехотворном виде.

Некоторое время Джайлс продолжал мрачно попыхивать трубкой, затем вдруг его лицо прояснилось, и он сказал:

– Вы меня неверно поняли.

– В самом деле? Очень рад это слышать.

Капитан Джайлс повторил, еще больше воодушевляясь, что я его не понял. Совершенно не понял. Тоном все нараставшего самодовольства он принялся объяснять: человек он очень наблюдательный (почти ничто не укрывается от его внимания) и привык все тщательно обдумывать, а кроме того, неплохо знает людей, что обыкновенно и помогает ему приходить к правильным выводам.

Такая похвала самому себе превосходно дополнила изощренную бессодержательность всего монолога, который укрепил мое смутное представление о жизни как о бессмысленной трате времени. Именно это представление, до конца мною не осознаваемое, подвигло меня покинуть теплое место и приятных мне людей… чтобы на первом же повороте я наткнулся на непроходимую тупость. Капитан Джайлс, пользующийся всеобщим уважением как человек и как знаток своего ремесла, оказался всего лишь глупым и нестерпимо нудным болтуном. Такие открытия, вероятно, ожидали меня везде: от востока до запада, от низших до высших ступеней общественной лестницы.