Капитан Джайлс был во главе стола. Я сел слева от него, обменявшись с ним несколькими приветственными словами. Полный и бледный, с блестящим куполом лысины и большими карими глазами, он походил на кого угодно, только не на капитана. Вы не удивились бы, если бы вам сказали, будто он архитектор. Ну а мне (хоть это, конечно, нелепо) он напоминал церковного старосту. Он имел внешность человека, от которого можно ждать разумного совета, прочувствованных рассуждений о нравственности, а иногда, вероятно, и общих мест, но сказанных чистосердечно, а не из желания произвести впечатление.
Человек, хорошо известный в кругу моряков, капитан Джайлс не числился постоянно ни на одном судне. Он не хотел этого, поскольку имел особенную должность: он был эксперт – эксперт по части… как бы лучше сказать… хитростей навигации. Считалось, что о дальних островах архипелага, обозначенных на карте лишь приблизительно, он знает больше, чем кто-либо другой в целом свете. По видимости, в его мозгу, как на вместительном складе, хранились координаты, картины и формы бесчисленных рифов, мысов, берегов, островов – необитаемых и населенных. Ни один корабль не направлялся, к примеру, в Палаван без капитана Джайлса – в качестве ли временного командира судна или «помощника господина». Говорили, что за такие услуги он получает постоянное жалованье от одного солидного китайского пароходства. К тому же он всегда с готовностью подменял того, кто пожелал какое-то время отдохнуть на берегу. Ни один судовладелец против этого не возражал, ибо, по общепринятому мнению, капитан Джайлс был достойной, если не лучшей, заменой любому. Только Хэмильтон считал его себе неровней. Полагаю, что он, Хэмильтон, определял этим словом нас всех, хотя в уме, возможно, и делал между нами какие-то различия.
За столом я не пытался заговорить с капитаном Джайлсом, которого раньше видел не более двух раз. Но он, конечно, знал, кто я. Немного погодя он сам, склонив в мою сторону большую блестящую голову, первым заговорил со мною в свойственной ему дружелюбной манере. Из моего появления в «Командирском доме» он заключил, что я взял отпуск и намерен провести на суше пару дней. Капитан Джайлс был человек тихоголосый. Говоря чуть громче, я возразил, что покинул корабль навсегда.
– Значит, вы теперь свободный человек, – отвечал он.
– Да, полагаю, я могу так себя называть. С одиннадцати часов.
Услыхав наш разговор, Хэмильтон перестал есть, тихонько отложил нож и вилку, встал и, пробормотав что-то относительно «адской жары», от которой «у кого угодно пропадет аппетит», вышел из комнаты. Через несколько секунд мы услышали, как он спустился по ступеням веранды.
Капитан Джайлс непринужденно заметил, что Хэмильтон, верно, пошел добиваться моей прежней должности. Главный стюард, до сих пор стоявший, прислонившись к стене, переместил свое лицо, похожее на морду печального козла, поближе к столу и скорбно обратился к нам. Ему хотелось освободиться от бремени вечного беспокойства, причиняемого Хэмильтоном, чьи неоплаченные счета были для бедняги причиной постоянных неприятностей с портовым начальством. Он, управляющий, многое бы отдал за то, чтобы докучливый гость получил мое место. Хотя, если бы даже и получил, что бы это было? От силы временное облегчение.
– Вам незачем волноваться, – сказал я. – Моей работы он точно не получит. Мой преемник уже на борту.
Новость удивила управляющего, и лицо его, как мне показалось, немного опало. Капитан Джайлс мягко усмехнулся. Мы поднялись и вышли на веранду, оставив летаргического незнакомца на попечение слуг. Я видел, как они поставили перед ним тарелку с кусочком ананаса и выжидающе отступили назад, но эксперимент не удался. Незнакомец не шелохнулся. Капитан Джайлс тихо пояснил, что это человек с яхты какого-то раджи, которая прибыла в наш порт, чтобы встать в сухой док.
– Должно быть, ночка выдалась веселая, – прибавил мой собеседник, и то, как интимно, как доверительно он наморщил при этом нос, очень мне польстило.
Пользоваться дружеским расположением капитана Джайлса было почетно, ибо все уважали его за чудесные приключения и за некую таинственную трагедию, им пережитую. Никто не мог бы сказать о нем дурного слова. Между тем он продолжал:
– Помню, как этот малый впервые сошел на наш берег. Дело было несколько лет назад, а кажется, будто вчера. Славный был парень. Ох уж эти славные ребята!
Я, не удержавшись, расхохотался. Капитан Джайлс сперва поглядел на меня недоумевающе, потом засмеялся тоже.
– Да нет же, я не в том смысле! – вскричал он. – Я только хотел сказать, что у некоторых из этих ребят, стоит им сюда попасть, очень уж быстро раскисают мозги.
Я в шутку приписал это пресловутой жаре, но капитан Джайлс оказался расположен к более глубокому философствованию: на Востоке, дескать, все устроено для удобства белого человека, что, конечно, прекрасно. Но оставаться белым человеком здесь не всегда легко и некоторым славным ребятам это не удается. Капитан пытливо оглядел меня и благожелательным отеческим тоном прямо спросил:
– Отчего вы бросили ваше судно?