Оуэн хмурится еще сильнее, парировать ему нечем. Слова Хартмана служат жестоким напоминанием о том, что Паркер не так всесилен, как привык считать. Мне хочется утешить его, но я понятия не имею, как могу это сделать.
Нам требуется не больше пятнадцати минут, чтобы собраться. В общем-то, собирать нам особо и нечего, нужно лишь привести в порядок самих себя. Оуэн несколько раз настойчиво напоминает о том, что я не обязана ехать и помогать PJB разбираться с Карлом, но мое упрямство ему не по зубам. Хоть сама полна сомнений, я понимаю, что хочу поговорить с дядей, но в безопасном месте. Там, где он не сможет причинить мне вреда.
Мне нужны ответы. Нужен этот разговор. Возможно, последний. Я хочу увидеться с ним перед тем, как полностью вычеркну этого человека из своей жизни. Человека, который многие годы был для меня примером, опорой и единственной фундаментальной фигурой в жизни.
Путь до места назначения становится серьезным испытанием для моих нервов. Я толком не запоминаю дорогу, лишь смотрю перед собой, прокручивая в голове возможные варианты разговора с Карлом. Ни один из них мне не нравится.
Не знаю, чего я ожидала от местной базы PJB. В моем представлении боролись два кардинально противоположных образа: либо глуповатое пафосное место как в кино, либо что-то вроде нарочито скромного на вид офиса в промышленном районе города. Забавно, что первое интуитивное предположение оказывается чуть ближе к истине, чем второе.
База PJB представляет собой небольшое серое здание с затемненными окнами. По форме оно напоминает маленький стадион и при этом защищено так, что даже база ВВС может позавидовать. Здание расположено в тридцати пяти милях от городской черты, в пустынной местности на отшибе у трех трасс. Достаточно далеко, чтобы не привлекать лишнее внимание, и достаточно удобно со стратегической точки зрения.
Насколько я понимаю, здесь базируются и военные подразделения организации, и логистические, и управленческие. Надо полагать, таких зданий по стране разбросано немало. Думаю, они даже официально зарегистрированы и не являются шибко уж большой тайной для знающих людей, но и подобраться к ним просто так невозможно: ни юридически, ни физически.
Внутрь меня пускают лишь после кивка Хартмана. Меня досматривают настолько тщательно, что в какой-то момент Оуэн не выдерживает и жестом приказывает оставить меня в покое. По пути встречается столько охраны, что становится немного не по себе. Это место защищено лучше, чем Белый дом…
Оуэн замечает мое состояние. Притягивает меня поближе к себе и обнимает за талию, чем удостаивается усталого вздоха позади, от Хартмана.
Нас окружают широкие серые коридоры, холодный свет узких ламп, встроенных в потолок вдоль всего пути и толпы людей в форме. Это место выглядит и ощущается крайне внушительно, серьезно. Конечно, я не ожидала какой-нибудь офисной атмосферы и белых воротничков, но из-за немного халатного отношения Оуэна к организации в целом мне думалось, что здесь все будет как-то… попроще.
Хартман и еще два сотрудника провожают нас на нужный этаж. Стук каблуков моих сапог гулко отражается от стен, как бы тихо я ни старалась идти. Впрочем, шаги остальных тут так же отлично слышны.
Мы останавливаемся возле ничем не примечательной металлической двери, которая отворяется с мерзким лязгом, заставившим меня вздрогнуть. В камере допроса царят полумрак и холод. Я зябко ежусь и с тяжестью на сердце поднимаю взгляд на Карла. Он сидит за столом, слегка склонив голову вниз. На его руках потертые наручники. На виске засохшая кровь – вероятно, от той потасовки с Оуэном.
Карл никак не реагирует на посетителей, хотя точно слышал, что в помещение кто-то зашел. Он тихо зевает, прикрыв рот ладонью. Лишь когда Оуэн приближается к столу первым, Карл резко поднимает голову. Он быстро узнает Паркера и тут же переводит взгляд на меня. Карл застывает, его глаза буквально выражают вопрос «какого черта ты здесь делаешь?». Однако Карл не задает его вслух, на его лице отражается какое-то усталое смирение. Будто ему уже все равно. Это… интересная реакция. Шок, секундный ужас и порыв возмущения, а потом полное смирение и безразличие.
Не «интересно». А жутко.
– Его пытали? – зачем-то уточняю я, повернув голову к Хартману.
– Нет. Не в наших правилах пытать людей в первый же день допросов, но если он так и будет молчать, дойдет и до этого. Мы не полиция, наши руки не связаны тем, что перед нами сенатор.
Оуэн стоит возле стола, скрестив руки на груди. Его напряженный взгляд прикован к Карлу, и это внушает чуть больше уверенности. Я медленно сажусь за стол напротив дяди и пытаюсь дождаться, пока тот посмотрит на меня. Но он так этого и не делает.
Дядя не выглядит подавленным или испуганным. Скорее он… опустошен. До того, как я вошла сюда, Карл казался хозяином положения, скучающим от безделья.
Хартман стоит возле двери в коридор и держит в руках планшет. Скорее всего, все происходящее здесь записывается с разных ракурсов на несколько устройств сразу.
– Если ты не будешь говорить, они, скорее всего, применят силу, – тихо начинаю я.