Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть третья

Ариго подкрутил усы, вежливость требовала сказать что-то о важности и своевременности, и Жермон хотел сделать именно это, но почему-то спросил, зачем был нужен лично он.

— Герман не любит обсуждать подобные вещи, — счел своим долгом объяснить выходку побратима Райнштайнер, — но он умен и порой бывает наблюдателен. Я надеялся, он дополнит наши рассуждения.

— Я не смог.

— Очень жаль, — дрикс поднялся. Он был очень серьезен. — Граф Ариго, я просил вас пригласить, потому что считаю своим долгом выразить свои соболезнования в связи с постигшей вас утратой.

Я имел счастье знать вашу сестру. Королева Талига была самой удивительной женщиной, которую я когда-либо встречал. Ее чистота, благородство и мужество не имели равных. Порой мне кажется, что само ее присутствие сдерживало готовое прорваться безумие. Ваша сестра упрекала нас, мужчин, в том, что мы ищем славы и орденов, а женщины хотят всего лишь любить, ждать, верить и не бояться за тех, кто им дорог. Я много думал над ее словами, но, к несчастью, этот год не оставляет нам выбора: то, что затопило наши столицы, должно быть уничтожено любой ценой. Зато после победы Дриксен и Талигу следует попытаться понять друг друга. Простите, я несколько взволнован…

— А я пьян! — выпалил Ариго. — Вы говорили, а я мог только пить. Я не видел Катарину двадцать лет и вспомнил о ней, по-настоящему вспомнил, когда думал, что умираю… Я жив, умерла она, умерла незнакомой, а вот сейчас вы… вы сказали, и я ее увидел, потому что… Закатные твари, женщины в самом деле хотят любить и не бояться. Они хотят, а мы уходим… Мы должны к ним возвращаться, только выходит не всегда…

— И еще, Герман, — Райнштайнер тоже поднялся, теперь они стояли все трое. — Женщины не должны умирать иначе, чем в свой срок, для этого есть мы. Я думаю, это достойно последнего на сегодняшний день тоста.

— Так и будет, — твердо произнес фок Глауберозе.

Граф осушил свою стопку, поклонился и сразу же вышел. Стукнула дверь, заметались огоньки свечей, по морозным окнам пробежали сполохи. В Альт-Вельдере свечи еще не погашены, Ирэна ложится поздно… Он должен к ней вернуться! Должен… Нельзя, чтобы она боялась, теряла, плакала, смотрела безнадежными глазами.

— Герман, ты странно выглядишь, — оказывается, Райнштайнер пересел на стул, где сидел Савиньяк. — И я отнюдь не уверен, что дело в выпитой настойке и очень необычных для варита словах. Ты что-то почувствовал?

— Нет, я просто вспомнил Ирэну. Она сейчас одна.

— Твоя супруга с двумя очень разумными, хоть и по-разному, женщинами, к тому же ты ее не забывал ни на минуту. Остается предположить, что твои чувства по каким-то причинам обострились. Пожалуй, я отмечу это в своих записях, возможно, впоследствии мы узнаем о некоем событии и сделаем надлежащие выводы.

6

— Корпус действительно очень потрепан. — Уже три часа как командующий сразу и авангардом, и арьергардом Валентин разломил последнюю Эдитину лепешку и протянул половину Арно. — Из девяти с половиной тысяч завтра в бой могут идти пять, не больше. Раненые ранеными, но и больных немало. Ускоренные марши даром не проходят, особенно для новобранцев.

— Я не новобранец, — Арно думал не о перевязях, а о ступнях. — И в бой я пойду, но чур, верхом.

— Кавалерийские сапоги — не самая удобная обувь для беготни по каменистым склонам, но выбора у тебя не было. Лучше разуться и растереть ноги, большего сейчас не сделать.

— А меньшего? — попробовал пошутить виконт, получилось, мягко говоря, глуповато. — Ты знаешь, как этот Отто погиб?

— На той самой батарее. Дрались там отчаянно; в конце, когда бой шел уже на позиции, взорвались зарядные ящики. Случайно или их кто-то поджег, уже не выяснить. Мне кажется, маршал считает, что это сделал Отто.

— Так вот в чем дело! Странно все как-то выходит… С одной стороны, и мы молодцы, и старик, с другой — паршиво все! И еще этот ветер, ну чего, спрашивается, выть?!

— Видимо, воется. Ульрих-Бертольд нам бы объяснил, что перед боем воителям следует спать, а не слушать ветер.

— Варнике обещал метель, — припомнил Савиньяк и сам же махнул рукой. — Горников снегом не напугаешь! Скорее уж голубчики попробуют незаметно подобраться вплотную.

— Завтра в поиск, значит, по логике вещей, нужно взять себя в руки и лечь. — Придд смотрел в костер, словно задался целью разглядеть там пресловутую огненную ящерицу. — Не знаю, как тебе, а мне сегодня уснуть будет непросто.

— Вот-вот, — с облегчением подхватил Арно, — И ведь устал же, как пес, а сна ни в одном глазу! Ляжешь, и тут же чушь всякая в голову полезет.

— Когда нельзя или не с кем говорить, приходится думать, но я бы не назвал приходящие по ночам мысли чушью. Ты хорошо помнишь Лаик?

— Дом или парк?

— Свою жизнь там.

— Не очень. В детстве мне в «Загон» просто ужас как хотелось, а на поверку оказалось скучновато.

— Нас все же учили, а не развлекали.

— Учили? — фыркнул «унар Арно». — Чему? Не фехтованию же!

— Значит, ты все-таки поддался Йоганну.