Серебряная клятва

– Не акул, – прохрипел Хельмо, поднимая голову, и быстро нарисовал в воздухе солнечный знак. – Собирай-ка своих. Надо бы нам идти отсюда, да поскорее…

Последние осколки нашлись. Да, он действительно все вспомнил.

8. Дороже золота

После разговора в тереме они прощались еще раз, но через силу. Казалось, поняли друг друга, правда не оставили пустых обид. Не расстались врагами, не затаили ножей за спинами, договорились держать связь. Да, вроде все решили верно, но было погано. Дружба? Предал, опять. Слово чести? Не сдержал, отправил сдерживать другого, зная: Лисенку, в отличие от остальных троих, хотя бы совестно за то, к чему все пришло. И ему точно можно доверять не только с точки зрения «не предаст», но и с точки зрения «выстоит». Ведь может?

Но даже сейчас Янгред стискивал зубы, сжимал кулаки. Слова «вы, прежде всего, наш командир» уже не отрезвляли и не утешали; его душила злоба на себя – не настоявшего и не переломившего офицеров, а потом, при объяснении, еще и припомнившего Хельмо много дурного. И ни ясное небо, ни лазурные стены Инады, ни ласковый бриз не помогли с этой злобой совладать. А хуже грызло отчаяние.

Полученное письмо Янгред бездумно сворачивал раз за разом, пока не превратил в крошечный квадратик. Бумага была дешевая, мялась и рвалась по сгибам. Такая же тусклая, как текст. Безжизненные благодарности. Нелепые восхваления Хайранга – подстрекателя! Упрямые уверения, что все в порядке и будет только лучше. Напутствие… «Берегите себя».

Это он должен себя беречь. Должен, но не сможет. И просто не захочет.

Янгред швырнул письмо в воду. Оно тут же начало размокать и вскоре утонуло. Хотелось бежать или провалиться сквозь землю: тоска все сильнее выпускала когти, чтобы вот-вот впиться наглухо и обрушиться гневом на всех, кто рядом. Кого нужно вести домой, словно детей, а ведь треть старше него самого.

Конечно, будь у него выбор, он услал бы домой Хайранга и поступил бы, как велели честь и сердце. Свою тысячу он вдохновил бы биться до конца и победить, он побеждал превосходящего противника и с меньшей численностью. Но Хайранг был прав: армию нужно вернуть самому, ведь она зла на обман, дом ее уродлив и скуден, а дорога туда полна соблазнов. Тут Лисенок не справится, не дорос. Янгред не сомневался: не будь его, кто-нибудь вроде Дорэна уже подстегнул бы остальных действительно аннексировать долину, а то и что-нибудь еще. Поэтому – с ними, следя за каждым шагом, пресекая каждый опасный разговор, принимая на себя все недовольство. До Свергенхайма. Или…

Янгред напряженно всмотрелся в городские ворота. Вести, которых он с угасающей надеждой ждал, должны были принести оттуда. Только бы успеть, только бы хоть раз эти недоумки сделали то, что он потребовал, и сделали правильно. Не размениваясь на вопросы. Не разнюхивая. Не отнимая у него последний, жалкий шанс. У него и у других.

– Кхе-кхе… – Кашлянули в кулак, и на Янгреда упала знакомая тень. – Тут дошел слух, ваше огнейшество. От местных или еще от кого-то… желаете послушать?

Поморщившись от предупредительно-сладкого тона, Янгред устало повернулся, но даже не вынул босых ног из реки, возле которой сидел. Дэмциг. Вот кто отирался рядом, сверкая нагрудником, потной плешью и модным красным плащом.

– Да, мой друг, – от слов захотелось плюнуть. – Докладывай. Как ты мог заметить, я стал еще внимательнее к слухам, особенно из уст моих благородных, верных офицеров.

Янгред не старался смягчить тон. Если прежде он держал себя так, чтобы младшие чувствовали себя с ним не только спокойно, но даже вольготно, то теперь это ушло. Наверное, он очень неприветливо смотрел: Дэмциг напряженно вздохнул и, возможно, в который раз вспомнил о своем скромном росте. Переступив с ноги на ногу и передумав садиться рядом, он наоборот встал попрямее и сказал:

– Самозванка почти все войска стянула к столице. У нее… тысяч пятнадцать.

– Двадцать, – пресно поправил Янгред, а внутри все опять перекрутило до тошноты. – Ты бы разведданные хоть обновлял, прежде чем мне тащить.

Водянистые глаза уставились на него, лицо вытянулось.

– Так вы знаете? – скрыть потрясение, и вовсе не от осведомленности командира, у Дэмцига не вышло. Он побледнел, сглотнул. – Двадцать тысяч, разрази меня…

– Я же сказал, – внимать причитаниям Янгред не собирался. – Ни один слух больше мимо меня не проскользнет. Все знаю. – Он вынул из воды одну ногу и поджал к груди. Физиономия Дэмцига все мрачнела, хотелось отвернуться. Жалкий фарс. – А интересно, дружище. Зачем душу-то травишь? Вроде не я тебе не доплатил, не я сгубил твоих солдат. Злорадствуй с кем другим, а?

Голос звучал ровно, взгляда Янгред все же не отвел. Но внутри он чувствовал такое недоброе пламя, что сам от него задыхался. Может, притвориться сумасшедшим? Взять, да и сигануть в реку, не дожидаясь ответа? Он ведь будет максимально формальным. Или лицемерным. Мол, «Я хотел как лучше» или «А что не так-то?».