– Ох… – Лицо смягчилось, спина распрямилась, и он тихо, ласково рассмеялся. – Ох, свет мой. – На миг зажмурился, потер веки. – Прости меня, прости, погорячился я… правда, и виноват в том не ты, а мои старики. Обижен я, что скрывать. Что за царь я…
Хельмо кивнул, но отвечать не стал: накатила усталость, а с ней – все равно нежность. Плохо дяде пришлось, совсем себя изгрыз здесь, теперь, похоже, будет шарахаться от всех вокруг. Моложе многих бояр, а выглядит-то ужас. Они неловко помолчали, а потом обнялись и заговорили о делах. На вопрос, будут ли бояре наказаны, дядя ответил, что решит позже, как уймется сердце. Он казался подавленным, но уже не злым, Хельмо надеялся на лучшее и уходил почти с легкой душой. И что? Душу по новой мотает Янгред, эти двое стоят друг друга, будто родня! Вот и теперь он заявил:
– Нечему радоваться. Ты всем этим сильно себе повредил.
– Вряд ли, – возразил Хельмо, поморщившись. – И вообще. Глупость, несерьезно он это. Нет стран, где карают за мысли…
– Но многие правители бы этого хотели, – отрезал Янгред мрачно и все же, будто смилостивившись, добавил: – Хотя я понимаю тебя. Мои братья тоже весьма боятся инакомыслящих. Но каждый раз, когда они пудрят этим мои мозги, я одно отвечаю…
– Что? – с надеждой спросил Хельмо, и Янгред, выпятив подбородок, поучительно изрек:
–
Звучало неплохо. Хельмо повторил про себя и прикинул, как отнесется дядя к такой отповеди. Впрочем, развеселиться он не успел, Янгред по новой заладил свое:
– И все же наши обстоятельства разные. Ты действительно уже не просто воевода, Хельмо, люди видят в тебе царя. Думаешь,
Хельмо закусил губу: вспомнил, как глядели на него бояре и как потом он уверял себя, что все это – лишь сиюминутное помутнение душ. Собравшись, все же напомнил:
–
Янгред посмотрел на него с иронией и горечью: видимо, вспомнил Вайго. Решив не нагнетать, Хельмо принужденно засмеялся, даже принял шутливо-обиженный вид и подтолкнул его в плечо.
– Так, перестань. Ты обижаешься, потому что он не вынес тебе ключи на парчовой подушке. Я понимаю. Зря он медлит…
Но Янгред с раздражением прервал его:
– Хайранг, между прочим, замечает похожее и волнуется. – Он начал даже подниматься. – Так что подумай-ка еще наедине с собой, а я пока прогулялся бы в саду и…
– Никуда ты не пойдешь! – Возмущенный Хельмо удержал его за рубашку. – Слышишь, огнейшество? Сядь сейчас же, мы не закончили! И мед не допили…
Янгред со вздохом подчинился, но глянул так, будто беседует с ним стена, и стену эту ему вдобавок ужасно жаль. Потер глаза, спросил безнадежно:
– Ну и что ты хочешь, раз ты все равно меня не слушаешь?..
– Слушаю, – возразил Хельмо, стараясь говорить поровнее. Как ни было обидно за дядю, ссориться не стоило. Он даже улыбнулся. – Я никого не слушаю, как тебя, но сейчас ты не прав. Что, думаешь,
– А Грайно твой? – устало напомнил Янгред.
Хельмо вздохнул. Он понимал, что, если не донесет то, что думает, разговор будет повторяться, а то и выльется в придворную склоку. Надолго ли дяде хватит сил терпеть прикрываемую церемониалами, но все равно то и дело выпячивающуюся подозрительность Янгреда? И как после такого говорить о долгосрочной службе?
– Та распря как раз и была последней. – Хельмо постарался отогнать эти опасения. – И поверь, все помнят,
Но он не увидел и тени ответной улыбки, Янгред лишь кусал губы. Издав горестно-укоризненный стон, Хельмо навзничь повалился на крышу и закинул руки за голову.
– Зануда… дикий, как я не знаю кто!
Но на него поглядели сверху вниз, с прежней горечью.
– Как ты неосмотрителен, как доверчив, как…
– Янгред! – оборвал он.
– Да?.. – Может, в тоне поймали наконец предостережение.
– Пойми, он вырастил меня, – произнес Хельмо. – Дал все, что мог, даже больше, поверил в меня. А ты намекаешь, будто он теперь хочет меня извести. Хотел бы ты, чтобы тебе сказали так о наставнике, о бабушке, о Хайранге или…
– Это иное! – Но, говоря, Янгред отвел глаза. Хельмо вздохнул.
– А в чем различие? Я упорно не вижу. Мы доверяем любимым людям. Нет?..