Серебряная клятва

Янгред покачал головой; лицо окаменело, но только на мгновение. Тут же уголки губ дрогнули в слабой – настоящей ли? – улыбке. Спорить он вдруг прекратил.

– Хельмо… – окликнул мягче, почти даже… робко? Что-то новенькое. Хельмо вяло передразнил его мимику: поднял бровь. – Знаешь… а ведь ты задолжал мне историю.

– Что? – Тут он потерялся совсем, а вот Янгред воодушевился, почти как когда говорил об Ольяне.

– Про мой замок, Хельмо.

– Твой что? – недоумевал он, пытаясь вспомнить, какой замок мог остаться у огнейшества. Но тот, усмехнувшись, уже пояснил:

– Ну, Звездный. В нашей долине.

– А-а! – вспомнил Хельмо, но насторожился. С чего вдруг такое? Идет на мировую, пытается увести разговор подальше, куда ни один теленок не добежит? Ну, пусть так. – Я…

– Да я ее знаю уже сам. – Янгред махнул рукой. – Кое-кто из наших услышал от ваших и мне передал. – Тон опять неуловимо поменялся. – Может… тебе напомнить?

– Ну я вообще ее тоже… – начал Хельмо, но осекся: Янгред подался ближе.

– А все-таки давай напомню, а? Тебе вроде бы нравится, как я рассказываю.

Правда, рассказчик из Янгреда был непревзойденный. И голос, и само то, как он все выстраивал, Хельмо завораживало – еще одна черта, роднящая с дядей. Вообще много их было, черт: нелюбовь к охоте, подозрительность, да еще это… И все же чудился в предложении некий подвох. Или вызов? С другой стороны, под вечер, за медом, все лучше пустого перемывания дядиных костей. Может, удастся наконец отвлечься.

– Ну давай, – пожал плечами он. – Она одна из самых загадочных для нашей страны. Мало кто в нее верит. Я сам, если честно, не совсем. Да еще язычество это…

– А я – да, пожалуй, – вздохнул Янгред. – В последнее время все больше.

И, устроившись рядом на прогретой черепице, он тихо заговорил.

Язычество, иначе не назовешь. Это были апокрифы, с ними боролись, переписывать их запрещали, но как появилась печать, снова зазвучали по уголкам Острары древние слова. А главное, кое-что их подтверждало. Ничего было с этим не сделать.

Некоторые просвещенные жители Империи и в древности не верили священному писанию. «Люди зародились из земли…». Разве возможно такое? Как? Прямо из грязи? А что же сейчас не зарождаются? Много было вопросов, а ответа – ни одного. Зато говорили, что Замок – не замок вовсе, а корабль с неба. И не Бога корабль, а людей. Жили они когда-то на иной планете, но прилетели искать лучшей доли. Почему еще замок так гладок и холоден? Почему не пускает внутрь и не поддается разрушению? Почему стены стучат как металл и разве что не ржавеют, а крыши сияют в ночи?

Древних предков, по легенде, прибыло немного. Корабль-то один, а значит, за лучшей долей отправился маленький отряд. И не просто за лучшей. Они искали помощи, потому что родной их дом захватил какой-то враг и сами они победить его не смогли. И вот, угнетенный народ украл вражеский неболет и снарядил лучших, чтобы те, добравшись до иного обитаемого мира, привезли спасителя или оружие. Беглецы пролетели сквозь звезды. Оказались здесь. Но были они уже другими.

Мчась сквозь небесную черноту, они успели потерять счет времени и часть товарищей, заблудиться и перессориться; кое-кто сошел с ума. Кончилась еда, почти кончилась вода – и иные сошедшие на землю напоминали трупы. Путь был страшнее цели. Его не хотелось повторять, да и получится ли? Корабль упал. Его предстояло еще чинить, а никто не умел. И вот, под ясным солнцем, на зеленой траве малодушие мало-помалу овладело большинством в отряде. Они решили не возвращаться, тем более, как им казалось, на этой прекрасной дикой планете нет ни спасителей, ни оружия – она будто только родилась. Она свободна. И здесь можно хорошо зажить.

«Мы исполним долг иначе, – сказал сын одного из царей захваченных далей, – мы возродим наше величие. И, может, когда-нибудь мы найдем к нашим братьям иной путь. А если нет… разве лучше будет, если не спасется никто вообще?»

С этим все согласились. Все, кроме одного. У этого одного, чьего имени не осталось, была там, на порабощенной планете, жена, и во что бы то ни стало он хотел вернуться к ней. Вот только никто его не слушал.

Предки эти верили еще не в Хийаро. Молитвы они возносили Синей Лебедице, Богоматери, сотворившей вселенную из яйца. Богоматерь любила детей своих, а лучших даже награждала сиянием – настоящим ореолом вокруг головы и тела… но одного она никому никогда не прощала, за одно жестоко наказывала. Неверность.