Серебряная клятва

Людей встречалось мало, держались они мирно. Хельмо не стал выискивать правых и виноватых: объявил что-то вроде амнистии. Решил не насаждать тяжелые настроения, надеясь, что эту доброту воспримут как государеву. Расположить людей было важно как никогда, но и проследить за порядком тоже. Хельмо все же уступил Янгреду: хитрому Цзуго теперь предстояло с одной из подруг Инельхалль возглавить маленькое солнечно-огненное подразделение в Инаде.

Приняв это решение, он произнес с лобного места еще одну речь. Не упрекнул собравшийся народ за мятеж, вообще о нем не заговорил. Но показал свои изувеченные руки и сказал, что раны тех, кто сражается с Самозванкой, страшнее. И что если сегодня в город пробрался маленький отряд, то завтра проберется и враг. Пообещал ждать ополченцев до следующего полудня, пообещал оружие и прощение. Благословил всех. И просто пошел прочь, пока притихшая толпа погружалась в раздумье. Янгред все слушал и думал. Откликнется ли кто-то теперь? Слова Хельмо были точными. Честными. В конце концов, красивыми. Кто-то и вовсе записывал их, чтобы разнести дальше, к тому же многие настроения в городе переменились. Слух, что градоправительница собиралась сверзнуться с башни и бросить подданных, уже гулял всюду. Разве так поступают вожди?

Теперь они шли к воротам, впервые – не таясь и без страха. Части следовали позади. У Хельмо был разбитый вид, но его слабая задумчивая улыбка словно светилась. Какое-то время Янгред просто вглядывался, зачем-то стараясь сохранить в памяти этот свет. Успел заметить: острарцы вообще улыбаются иначе, чем огненные. Более открыто, почти по-детски.

– Чему радуешься? – тихо спросил он, чтобы прервать молчание.

Хельмо явно колебался, но потом вдруг признался, посмотрев прямо и внимательно:

– Знаешь… я начинаю верить в то, что говорю народу, глядя на твоих людей.

– А прежде? – удивился Янгред. Снова подумал о том, как пылко, убедительно звучала недавняя речь. Такие действуют на горячие юные головы и будят взрослые сердца, где жива отвага. Но все же никогда не знаешь, что на душе произносящего. Особенно в темное время.

– Ты сам все понимаешь. – Хельмо не стал задерживаться на своих стратегических сомнениях, быстро перевел тему, чуть оживился: – Я видел, как они атаковали с крыш, чтобы прорвать стрелецкий заслон. Вот это ловкость!

– Мы живем в горах, – напомнил Янгред довольно. – Залезаем на вулканы, добывая снег, куем оружие на живом огне. Это не сравнить с крышами. Куда опаснее.

– А у меня вот неважно с высотой, – признался Хельмо. – В детстве любил подниматься на маяки, а потом… потом начал бояться. А чтобы еще бежать, стрелять…

– Так вам и не надо, – пожал плечами Янгред. – Поживи у нас – научишься.

– Что, приглашаешь? – Хельмо снова улыбнулся. – Приеду ведь.

Янгреду эта готовность откликнулась, еще как, и он поднял бровь.

– Почему нет? Когда-нибудь, если выживем. Пообщаешься с моими братьями. Порадуешься, что у тебя их нет.

Они замолчали, возле арки замедлили шаг, потом остановились передохнуть: нужно было подождать стягивающиеся с разных улиц отряды и организованно вывести всех, кто не остается ночевать. Хельмо прислонился к стене и зевнул. Казалось, он валится с ног, может уснуть прямо тут. Не хотелось мотать ему душу так сразу, и все же кое-что, возможно, не следовало откладывать на утро. Особенно если завтра ему взбредет в голову на прощание пообщаться с бунтаркой Имшин. Что, если она и с ним заговорит о…

– Хельмо, – осторожно начал Янгред. – У меня, кстати, есть странный вопрос.

– Насколько странный? – Тот потер веки, поморщился. – Надеюсь, не снова что-то про женщин или уши Цзуго?

Янгред покачал головой, улыбка не получилась. Внутренне он уже напрягся, почти готовый к отпору, даже зубы стиснул. Хельмо пожал плечами:

– Тогда давай, я слушаю. Все равно ждем.

– Кого в твоем окружении… – Янгред облизнул губы, – звали Грозный? Почему?

Он вмиг пожалел, что начал с места в карьер: лицо Хельмо переменилось, как от удара. Усталость проступила еще заметнее, глаза расширились и опустели. Явно борясь с собой, Хельмо выпрямился, медленно расправил плечи, чуть ли не сложил по швам руки. Они дрогнули, но боль не дала кулакам сжаться.

– Зачем тебе? – почти испуганно спросил он. – И кто, где с тобой о нем говорил?

– Имшин, – не стал темнить Янгред. – Она… вспомнила его на крыше.

Остальное он решил придержать, понаблюдать за реакцией. Хельмо вздохнул. Он не выглядел ни загнанным в угол, ни даже удивленным – только несчастным. Оглянулся на переулки, где шумели солдаты, опустил глаза и ответил, рассматривая носы сапог.

– Неужели? Тогда я начинаю понимать, к чему ты ведешь.

Янгред молчал. Он с облегчением понял: выпытывать не придется. Но и просто не будет.

– Это мой наставник, – слова дались Хельмо с трудом, но он все же их произнес, голос потеплел. – Грайно, царев воевода. Герой. Взял много городов, в том числе этот. Научил меня всему, и… знал бы ты, как я его обожал.