Серебряная клятва

– В тот последний год царь замкнулся, стал холоднее и к друзьям, и к семье. Мне казалось, и Грайно что-то гнетет, он… потускнел. И царица то злилась, то плакала – так говорила дочь одного из стрельцов царской охраны, я с ней немного дружил. А потом…

– Потом кто-то вдруг убил твоего воеводу? – Янгред решился озвучить это сам. Хельмо наконец опять посмотрел на него. Он все еще не выглядел так, будто его на чем-то поймали, будто нашаривает ложь поудобнее. От сердца еще чуть-чуть отлегло.

– Грайно якобы замыслил заговор против бояр, – произнес он, жестко выделив второе слово. – Так они решили, смешно сказать, из-за примирительного подарка, мехового плаща. Незадолго до этого они что-то не поделили в казне. А царю донесли о склоке, и хотя прежде он бы только посмеялся над тем, как они всполошились, тут почему-то взвился. Он не терпел подлостей. Он всегда говорил: «Ударил в спину врага – ударишь друга». И… Грайно самого убили. На охоте, на которой он якобы, – снова это логическое ударение, – собирался случайно подстрелить моего дядю, спутав со зверем.

Янгред услышал чеканные шаги по мостовой. Первые воины должны были вскоре появиться, наверное, уже свернули с большой проездной улицы. Они что-то запели – судя по тому, что кто-то пел с акцентом, острарцы и свергенхаймцы шли вместе.

– Странно сразу убивать близкого друга из-за навета, – заметил он, снова прокручивая в голове разговор с Имшин. – Особенно царю. Даже учитывая его нрав.

– Да, – Хельмо закусил губу, – ты прав. И мне до сих пор не дает покоя, что царя с охоты самого привезли едва живым – помешанным, в лихорадке. Он твердил, что приказ был лишь задержать. Он хотел допытаться лично, а не убивать. И ведь как убивать… – Хельмо горько усмехнулся. – Грайно и двух его товарищей застрелили в спины, побоялись приближаться. А потом-то оказалось, что у них…

Части приближались, топот уже отдавался от стен. Хельмо опять запнулся, отвел глаза. Коснулся стены в поисках опоры, и лицо исказилось: наверное, заныла ладонь.

– Идем дальше. – Он будто очнулся. – Догоняют.

Наверное, не хотел угнетать солдат своим видом. Они зашли в темноту арочного выезда и остановились там, где началась сегодняшняя атака, – у стенной ниши, напротив двора-колодца. Хельмо обернулся. Части пока не появились, но голоса стали громче.

– Послушай, я, может, зря… – начал Янгред. Хельмо грустно пожал плечами:

– Ладно, договорю. Может, ты что-то поймешь о месте, которое пришел защищать?

Янгред увидел слабый блеск его глаз, потерянное лицо. Подумал, как бы сдать назад? Что, в конце концов, даст эта правда? Все случилось давно. И звучало мутно.

– Хельмо, – окликнул он. – Я буду защищать вас и так.

Но ему уже ответили, будто не слыша.

– У них не было ни пороха, ни пуль. Царь сам их обыскал, а Грайно вовсе застал живым. Они все растратили на зверей и не собирались никого убивать. Все это были домыслы.

Повисло гнетущее молчание, в котором Янгред снова и снова лихорадочно размышлял. Доброта, доверие, гостеприимство – сколько здесь произносят красивых слов. Но история выглядела омерзительнее иных цветочных и шелковых интриг. И, вдобавок, кое-чего важного там не хватало. Пообещав себе на том и успокоиться, Янгред все же спросил:

– Если царь не передавал приказ об убийстве, то кто мог отдать?

Впрочем, догадка у него была. Хельмо провел пальцами по украшению арки и сжал его край – раны на руке наверняка закровоточили. Губы исказила кривая улыбка.

– Стрельцы государева полка, сопровождавшие охотников, сочли это приказом Вайго. Его принесла Злато-Птица, а она давалась в руки лишь царю и некоторым из тех, кто ему особенно люб. Злато-Птица – существо, которое…

– Да, помню. Двуглавая, светится, молодеет, пока стареет царь.

– Она еще и вестница, – кивнул Хельмо. – В сражениях с ней передавали приказы. Она может в точности запомнить несколько фраз и повторить их. Но… – снова голос стал чеканным, – Вайго не смог бы так. По крайней мере, убил бы Грайно сам. Я уверен.

Янгред, решившись, пристально посмотрел на него. Можно было пойти экивоками, начать с вопроса «А не давалась ли птица кому из бояр?», но он опять не стал юлить:

– Имшин… винит определенного человека. – Он пересилил себя. – Твоего дядю. В том числе поэтому не желает вам помогать. И это немного логично, раз убить хотели его.

Снова пришлось пожалеть о словах – Хельмо сильнее выпрямился, до судороги сжал на резьбе пальцы, сверкнули его глаза. Казалось, он может снова в горячке сказать что-то, о чем пожалеет, Янгред уже даже собрался повторить: «Это она, она думает, не я, правда». Но Хельмо сдержался, выдохнул и лишь устало возразил:

– Нет, это не логично. Никого вообще не хотели убивать, я уверен. Да, дядя с Грайно не ладили, но к той охоте примирились. Они ценили друг друга, вопреки всему.