Серебряная клятва

– Ну что?.. – поинтересовался огненный командующий.

Хельмо не ответил. Он вдруг понял: здесь, на противоположном от арки конце двора, дым уже почти рассеялся. По крайней мере, приближающуюся фигуру он увидел боковым зрением, когда та была в десяти шагах. Шатающийся, уже раненый мужчина приближался, волоча бердыш. Он с усилием поднял всклоченную голову, и Хельмо встретил его пристальный взгляд.

– Ах ты гнида…

Мужчина не был ни пиратом, ни шёлковым наёмником. Просто стрелец – плечистый, с русыми волосами, тронутыми ранней сединой.

– Нет, ты их не впустишь, они никого не уведут… – прохрипел он, собрал силы, вскинул оружие…

Хельмо пробил ему голову раньше, чем пришёл в себя, но позже, чем мог бы. Что-то – кажется, глаза, полные ненависти, – заставило его на миг оцепенеть. Бердыш с лязгом упал на камни. Мужчина тоже рухнул – без единого звука.

– Ты собираешься помогать? – рявкнули рядом.

Хельмо, перебарывая внезапную дурноту, перезарядил оружие и бросился к засовам. Они с Янгредом налегли на нижний вместе – отодвинули почти быстро, в три попытки. В них стреляли несколько раз, но все выстрелы пока были полуслепые. Судя по отдалённому шуму, к воротам спешили люди. Свои ли?.. Хельмо предпочёл не гадать. Он странно чувствовал себя и старался не смотреть на распростёртого неподалеку стрельца. Что-то было не так. Что? Ах да, он просто убил одного из тех, кого поклялся вести в бой против Самозванки. Вести во благо общего дома. Вести и защищать.

Второй и третий засовы находились выше. Чтобы сдвинуть их, нужно было тянуть закреплённые и пропущенные через какой-то шестерной механизм тяжёлые цепи. Хватаясь за ближнюю, Янгред хмуро, обеспокоенно всмотрелся Хельмо в лицо.

– Что с тобой? Ранен?

– Ничего, – глухо откликнулся Хельмо, перехватывая цепь выше. – Тяни…

Руки у обоих не были защищены ничем: наряд купцов не предполагал ни кольчужных, ни пластинчатых перчаток. Острые шипы, которыми в изобилии облицевали цепи, мгновенно впились в кожу. Янгред зашипел сквозь зубы, но только крепче сдавил тёмный металл. Не сговариваясь, потянули сильнее, – шипы вонзились глубже. В висках застучало, а вскинув голову, Хельмо заметил, что засов сдвинулся едва на полпальца. Четверо. Его тянули четверо.

– Проклятье…

И никто не делал этого голыми руками.

Просвистела пуля, вгрызлась в створку ворот. Из дыма кто-то приближался, не разобрать кто. Янгред вдруг выпустил цепь, и она с грохочущим лязгом поехала обратно – перегруженные мышцы тут же отозвались такой болью, что Хельмо охнул и едва устоял. Оказалось, огненный командующий отвлёкся, чтобы убить стрельца, выскочившего из оборонной башни с мушкетом. После отдачи пистолет выпал из окровавленных, негнущихся пальцев. Выбор Янгред сделал мгновенно: не обратив на это внимания, снова бросился к цепи и потянул.

– Извини…

– Какая ерунда, ты лишь спас мне жизнь.

Янгред криво усмехнулся и дёрнул цепь резче. Засов проехал в пазах ещё чуть-чуть, но больше Хельмо просто не мог на него смотреть. Он, стараясь не пускать в голову ни одной мысли, сосредоточился на обагрённых руках – своих и Янгреда. По проржавевшему металлу кровь бежала, смешиваясь, и падала на камни. Ладони жгло. Казалось, они стесаны. Скорее всего, там действительно осталось больше мяса, чем кожи.

– Ты…

Он посмотрел Янгреду в лицо. Искусственная «смуглость» стекала вместе с по́том; глаза были воспалены от дыма; побелевшие губы – сжаты; вздыбленные волосы словно горели на солнце. Вместе получалось дикое зрелище. Как там звали повелителя рыжего огня, Святого Отца, которому поклонялись в Свергенхайме?..

– Да?

Хельмо медлил, дыхание от боли совсем сбилось, язык заплетался. Он вдруг вспомнил, как мальчишкой, да и в отрочестве, иногда представлял свою смерть. Всегда героическую, в бою, но всегда немного разную. Рядом воображение рисовало то храбрых соратников, то коварных врагов, то волшебных чудищ. Но никогда – чужих богов.

– Прости меня. – Пересохшие, искусанные, тоже окровавленные губы едва разомкнулись. – Лучше бы мы разрушили ворота. Всё было бы проще. Война…

Он всё же обернулся. Из дыма вышли несколько эриго и встали, прикрывая им спины. Одна – Хельмо не помнил её имени, она не просила поцелуя – лежала на камнях. Неподалёку лежал убитый им самим стрелец.

– Война уже пустила здесь корни. – Снова он глянул на Янгреда, едва живого.

– Кажется, ты говорил это вчера.

– А сегодня понял, что на самом деле это значит.

Янгред не ответил. Вместо этого, с усилием выдохнув, сказал:

– Так не пойдёт. Берись за цепь поверх моих рук.

Хельмо нахмурился.

– Шипы вонзятся в тебя сильнее.

– Зато твои руки хотя бы будут целее, когда придётся тянуть последний.

– Тогда там сделаем наоборот.

Хельмо не спросил, а отчеканил это. Янгред благодарно улыбнулся, повторив:

– Определённо, с тобой очень легко.

Первая секунда угасшей боли показалась блаженной, но чувство это мгновенно затмил ужас: каково союзнику? Руки Янгреда под руками Хельмо были ледяными, подрагивали. Каждый сустав словно срастался постепенно с его собственными. Вот только страдание доставалось лишь одному из двоих.

– Крепче.