Серебряная выдра (СИ)

Гермионе же мистер Бэгз очень скоро пришёлся по душе, и если сперва она даже побаивалась сказать ему лишнее слово, то со временем ей удалось с ним поладить. Каждый день, в пять часов вечера, когда до возвращения Люциуса оставался час, и домовик подавал Гермионе чай, она всякий раз просила его составить ей компанию. Мистер Бэгз рассказывал ей о жизни эльфов в Америке, ударялся в воспоминания о своих прошлых хозяевах, и Гермиона замечала, что он никогда не отзывался о них плохо.

Кроме того, Гермиона теперь полностью была освобождена от домашних дел и могла проводить всё своё время в лаборатории, продолжая разрабатывать новые снотворные зелья. От того, что Люциусу практически всегда удавалось вытянуть из её головы дурной сон, кошмары беспокоили её теперь всё реже, но Гермиона всё равно задалась целью разработать серию препаратов, которые позволили бы другим людям, испытывающим похожие проблемы, справляться с кошмарами самостоятельно, без применения легилименции.

Так, жизнь Гермионы и Люциуса потекла своим чередом, обретя наконец благообразный вид, которого они оба давно желали.

***

Четвертого апреля у Люциуса был день рождения. Дата была не круглая. Ему исполнялось пятьдесят два, и отмечать праздник, было решено не в Британии. Люциус взял в министерстве небольшой отпуск, и они с Гермионой вдвоём отправились на юг Франции, понежиться в лучах тёплого средиземноморского солнца.

На Лазурном побережье, Гермиона и Люциус остановились в небольшой магической деревеньке под незатейливым названием Ла-Мажи-сюр-Мер [1], расположенной где-то между Антибом и Монако. Точного расположения деревеньки никто не знал, поскольку оно держалось в строжайшем секрете не только от магглов, но и от магов, являющихся гражданами других стран, а попасть сюда можно было лишь миновав портал, расположенный в магической части железнодорожного вокзала Ниццы.

Ла-Мажи-сюр-Мер стоял на берегу живописной бухты. Цвет воды у кромки здесь был светло-голубой, с примесью бирюзы, на глубине же — переходил в насыщенно-синий, почти ультрамариновый. Мягкие волны мерно бились о галечный берег, разбиваясь белоснежной пеной, обтачивающей и без того гладкие серые камушки. Весеннее солнце в этот период уже хорошо прогревало воздух, озаряя своим теплом разноцветные маленькие домики, спускающиеся по крутым склонам бухты к самой воде. Над головами гуляющих по набережной людей, с криками пролетали группы чаек. Временами они спускались на берег, а потом снова уносились ввысь.

Находясь здесь, Гермиона впитывала окружающее пространство всеми имеющимися у неё органами чувств. Она с жадностью поглощала это море глазами и не могла им насытиться, вдыхала его солёный воздух так глубоко, что в лёгких начинало першить, слушала музыку его прибоя, впитывала кожей прохладные брызги на своём лице и думала только о том, что это должно быть был её рай. И рай этот становился ещё более прекрасным от того, что рядом с ней был он.

Люциус, одетый в лёгкий белый свитер и тёмно-синие бриджи, с по обыкновению несколько надменным выражением лица вальяжно разгуливал по искрящемуся лазурью берегу, и Гермиона не могла не улыбаться, не могла не смеяться от переполняющего её всепоглощающего счастья, которое она испытывала, наслаждаясь этой картиной. Когда Люциус, приманив к себе, заключал её в тёплые объятия, целовал в губы, глаза и лоб, Гермиона понимала, что не была так счастлива, наверное, даже во время их медового месяца в Австралии. Она оглядывалась на прошедший год, вспоминая все трудности, с которыми им пришлось столкнуться, и по-настоящему гордилась собой и Люциусом. Сколько раз оба они были на грани! Сколько раз их положение казалось ей безнадёжным, но, несмотря ни на что, они справились со всем, что уготовила им судьба. И вот теперь они были здесь. Вдвоём пришли на этот берег, в эту прекрасную точку времени и пространства, наполненную абсолютным покоем и счастьем, не растеряв своей любви, а только укрепив свои чувства. Гермиона сжимала Люциуса в своих руках, и ей казалось, что тем самым она обнимает весь мир.

***

В один из дней Гермиона и Люциус, плечом к плечу сидели в удобных плетёных креслах небольшого, расположенного прямо на набережной кафе. Лёгкий ветер ласкал их лица и, подставив их под лучи полуденного солнца, они медленно потягивали местное розовое вино. Неподалёку, у самого берега резвились дети, Гермиона смотрела на них, и в душе её зарождалось какое-то особенное, ещё не известное ей до сих пор чувство.