Серебряный поэт

За спиною: вечер, ветер, Вертер, Вагнер и Веласкес…
Разукрашенный темнеет свод, и невесом
Огонёк свечи, и, как котёнок, жалующий ласки,
Тишина шумов, и покатился колесом

Циферблат веков… Явилась тайна, вся речитативом…

Ширма, простынь, просто, крестик, шарма нет, лечу
Над подлунным мирозданием и в царствии учтивом,
Всплеск младенца, взгляд на взгляд, вбирающий свечу;

Оголённый трепет голоса, «аминь» повтором славен,

Круг, другой, свеча, холодный пол, белым-бела —
Седина тысячелетий и рубаха, в кучу свален
Дымный ладан … Жизнь моя, какой она была?

Миро в мирнице. Гвалт мира, исчезающий куда-то.

Как торжественно, до слёз, свечусь, в руках несу
Тёплый свет, как у могилы Неизвестного солдата,
У огня свечи стою, и в сказочном лесу.

Троекратно: ковш Большой Медведицы с водой благою!

Осенило… Осень над Москвою… Осенил…
И вдобавок к охватившему заснежному покою,
То, что я всем сердцем, всей душою оценил —

Красота, простёрлись опрометь и оторопь обряда.

И ещё… Не передать мне… Тайна… Помню лишь:
Ширма, простынь, я, младенцы на руках, иконы рядом
…И божественна молитвой вскормленная тишь!

3. Обряд поэзии

Бессловесный ли немотствующий хор
Темноты, иль статуарность мысли полуночной? —
Только, понял я, как на расправу скор
Ветер времени. Сломали, будто позвоночник,

Годы – веру в лучшее, в людей, идёт

По пятам – стук одноногий, вой, живой по сути!
Чуть заснежена душа, который год
Я во снах живу, протянутой рукой посулы

Собираю, благодарствуйте, поклон,

Паперть каменная моё сердце приютила.
И счастливая тоска взяла в полон,
И навис над млечной Аттикою меч Атиллы!

Мнемозина, дай мне алого вина,

Пощади огарок славной каторги поэта!
Стих – обряд поэзии. Душа видна.
И заснеженное сердце бьётся, льётся где-то…

Отголоски

1.

Пропащая пора:
Туман чуть призрачен и богом позабытые ступени длятся…
Остатки сумерек. Бесед останки и беседки.
Окститься надо бы, прийти в себя, но влажный взгляд
Блуждает в россыпях сухого глянца.
Не слёзы… может, так глубок покой, на слёзы едкий?

Протяжны чаянья церквей.

На безымянной тишине разложены пасьянсом судьбы —
Донельзя глубока, замысловата, омут просто…
Вповалку листья. И пахнет осенью упавшей. Всевиноватый вид, как будто суд был…
Молчание торжественно, как стол в минуту тоста.

Всевышний… Вишни… Вышний Волочёк…

Смех давешний, давнишний, вешний. Я потешно вторю —
Набрякшему уничижению, всей подоплёке:
Окраине ноябрьского дня, где-то в России, там, где-то во тьме, там, к счастью, горю —
Нет места!…Только слышен голос лет, такой далёкий…

2.