Серебряный век в Париже. Потерянный рай Александра Алексеева

В апреле 1938 года в галерее Contemporain, на улице де Сен, в доме № 36, на Левом берегу Сены, открылась выставка «Сон в искусстве и литературе», организованная журналом Visage du Monde. На выставке экспонировались рисунки художников-сюрреалистов, по словам обозревателя выставки, «выходящих за пределы реальности не в одном сне». Из русских художников на ней представлено только двое – Алексей Ремизов с тремя иллюстрациями к «Снам» И.С. Тургенева и Александр Алексеев. В статье «Выставка сновидений», опубликованной в газете «Последние новости», автор, скрывшийся под инициалами Р.С., писал: «В этих «сюрреалистических» залах, где нас хотят ввести в область не только сна, но и вообще фантазии, наибольшее впечатление производят офорты А. Алексеева. В них есть подлинный нереальный мир, близкий, однако, нашему и гораздо более фантастический, чем какая-нибудь красная дама с перьями, растущими из ног, и висящей зелёной головой, которую целует жёлтая лягушка».

В мае в Малом дворце в Париже прошла 30-я выставка из серии Dece Temps, где среди двадцати участников – живописцев, скульпторов, гравёров и декораторов – был и русский художник. В газете «Последние новости» от 21 мая появляются «Художественные заметки»: «Характерная особенность нынешней выставки – преобладание пластического и графического начала над живописным. Главный интерес выставки заключается в скульптуре Жана Озуфа и гравюрах А. Алексеева. На этой выставке он представлен как некоторыми иллюстрациями к роману Достоевского, так и рядом других графических работ. Для Алексеева остаётся характерным его мистическое настроение. Момент жути присутствует во всех его вещах, но выражен он в приёмах чисто современной и очень мастерской техники. В даровании Алексеева много захватывающей остроты».

Заканчивались тревожные 30-е. После Бодлера он, судя по всему, не прикасался к книге. Но за прошедшие годы – с 1926 по 1934 – им были исполнены грандиозные циклы, поражавшие его почитателей. Тут не только «Братья Карамазовы», но и «Записки сумасшедшего», и «Живой Будда», и творения Эдгара По, Женбаха, и стихи Фарга. Двадцать превосходных, уникальных книг, повторимся, всего за восемь лет (не считая портретов писателей для фронтисписов)! Два великих офортных цикла к «Дон Кихоту» и «Лунным картинкам» ещё долго оставались читателю неведомы. «Дон Кихот» выйдет крошечным тиражом после его смерти и нескоро. Обо всех мы рассказали.

Он работал в классической традиции внимательного постижения текста, но при экзистенциальном сознании художника ХХ века становился его интерпретатором, превращая как бы в своё собственное создание, находя оригинальную форму изображения и новую технику исполнения. Штрих и линия, свет и тень, с поразительным мерцанием оттенков, становились проявлениями своего отношения к выраженному в книге словом. И ещё изобретённый игольчатый экран, анимафильм «Ночь на Лысой горе», перевернувшие представления об искусстве мультипликации.

Шёл 1940 год. Немцы подступали к Парижу.

Глава девятнадцатая Алексеева в США ( 1940–1946 )

Отъезд

На заднее сиденье укладывались корзины и ящики с едой, свечами, батарейками, спичками, аспирином и два вместительных кожаных чемодана – ими снабдил художника Луи Виттон, поклонник таланта и продюсер Алексеева, владелец модных магазинов по продаже дорожных чемоданов и сумок (чья фамилия как бренд сохраняется в названиях магазинов до сих пор).

В машине их разместилось семеро: весь «цирк», включая Этьена, которому в силу его происхождения было опасно оставаться в Париже, любимец Светланы длиннохвостый попугай Коко, осторожно спрятанный ею под кофту, и пудель Джерико, расположившийся под ногами у Алексеева. Не менее тревожно оставаться на захваченной фашистами территории и Клер – дедушка её носил еврейскую фамилию Шлезингер.

Роль водителя, как всегда, досталась Клер, опытной путешественнице. Она справлялась с нею не без труда: грузовики и легковушки еле-еле ползли среди толпы пеших беженцев с севера Франции и Бельгии, цыган и нищих с повозками, нагруженными каким-то пёстрым скарбом. Метались в поисках еды потерявшие хозяев лошади, свиньи, куры. Лоцманом в людском море выступал Алексеев – он водрузился на пассажирское сиденье рядом с Клер и, держа на коленях карту, направлял на неё крошечный фонарик.

Покинув Париж и проведя три дня в небольшом городке, они на месяц обосновались в деревушке неподалёку от Пуатье. Даже сюда доносился грохот выстрелов и разрывов бомб: итальянские самолёты бомбили беженцев, скопившихся на французских дорогах. Алексеев неожиданно для себя погрузился в далёкую от него крестьянскую жизнь: вместе с Этьеном помогал фермеру в поле, пока жена и Клер собирали овощи, кормили кур, участвовали в приготовлении пищи.