Серебряный век в Париже. Потерянный рай Александра Алексеева

В это же время началось сотрудничество супругов с влиятельными американскими кинематографистами, в том числе с пионером кинопроизводства Хелен Грейсон. Та занималась документальным кино и окончила в своё время тот же, что и Клер, колледж для девушек «Брин-Мор» в Пенсильвании, дававший хорошее театральное, музыкальное и художественное образование. Но директор департамента кино в Музее современного искусства в Нью-Йорке Айрис Берри не заинтересовалась их работой и не нашла времени к ним приехать – осмотреть игольчатый экран новой конструкции.

В 1942 году Алексеев изобретает новую технику, позволяющую передавать эффекты объёма и цветовой гаммы, работу со смещением, которую даёт гравировка методом электролиза, и новую технологию цветной печати. С помощью Эдмона Ригаля, офортиста и опытного химика, с которым Алексеев так успешно до войны сотрудничал и который жил теперь в Нью-Йорке, развивает и оттачивает технику электролитической гравюры и печати валиком. Этот метод в дальнейшем будет им использован в иллюстрациях к «Слову о полку Игореве», заинтересуется им и художник, теоретик искусства англичанин Стэнли Уильям Хейтер, основатель парижской школы современной графики «Ателье 17».

Супруги много путешествовали, в Канаде проехали по всей стране, в США – на юг вплоть до Калифорнии, проплыли речным круизом «по маршруту Марка Твена» вниз по Миссисипи, съездили в Балтимор – отдать дань уважения любимому с юности Эдгару По, посетили его могилу. Два лета они с друзьями Джоласами арендовали дом в американской глубинке, в штате Коннектикут, на живописном берегу озера Уарамог. Рядом располагался переоборудованный из бывшей фермы просторный дом Александра Колдера, продолжавшего заниматься мобилями, проволочными кинетическими скульптурками, приходившими в движение даже от лёгкого ветерка. Он в юности, как и Клер, учился на инженера в технологическом институте, только не в Бостоне, а в Хобокене штата Нью-Джерси. А в Париже в юности посещал, как и Алексеев, художественную академию Гранд-Шомьер и даже открыл собственную студию в районе Монпарнаса.

Колдер входил в тот же круг сюрреалистов, что составили славу мирового авангарда. Теперь, спустя годы, неутомимый изобретатель любил собирать в своём доме на озере старинных парижских друзей, бежавших в Америку от войны в Европе. Половину дома занимала мастерская с гигантскими окнами. Здесь супруги Алексеевы могли встречаться с Андре Бретоном и Максом Эрнстом, Фернаном Леже, Андре Массоном, «пуристом» Амеде Озанфаном, с Антуаном де Сент-Экзюпери, блестящим собеседником. Русский среди всех был один – Александр Алексеев. Светлана вспоминала: «Эмиграция была трудным временем для всех художников и интеллектуалов, вынужденных бежать из Европы в Америку. Им пришлось столкнуться с проблемами элементарного выживания: искать кров и приспосабливаться к жизни в незнакомой стране, где порядки сильно отличались от тех, к каким они привыкли дома». Спасение – в творчестве. И, несмотря на тревоги, волнения за друзей и близких, драмы войны, многие переживали творческий подъём, рождавший дух радостного возбуждения.

Колдер, высоченный мужчина, по воспоминаниям Светланы, с огромными руками и красным лицом, всем одеяниям предпочитавший ярко-малиновую рубашку, восстановил в мастерской «миниатюрный цирк», изобретённый им ещё в Париже[106]. Глядя на Колдера, как-то летом Джоласы и Алексеев с Клер тоже увлеклись творческими играми. Это называлось на скучном взрослом языке «установить месячное дежурство по чужим детям». Юное сообщество собралось на редкость талантливое: начинающий музыкант Бетси и её сестра, юная поэтесса Тина, маленькие художницы Клер и Сильвия (дочери голландского художника-витражиста) и неутомимый шестилетний фантазёр Клод, внук Анри Матисса, сочинительница романтических писем Анюта (дочка Людмилы Питоевой) и шестнадцатилетняя Светлана Алексеева, рисующая всегда и везде. С этой пёстрой и шустрой командой Алексеев сначала поставил спектакль, затем – снял немой фильм. И сам с удовольствием сыграл роль жестокого пирата, вонзающего нож в грудь своей жертвы Тины Джолас. Детей неизменно угощали сладостями и напитками, взрослых – кое-чем покрепче. Ещё более захватывающим делом оказалось для детей издание журнала. Назвали его торжественно – «Марсий», по имени древнегреческого сатира, игравшего на флейте и превзошедшего на музыкальной дуэли Аполлона. В авторы приглашались взрослые, а иллюстрации рисовали сами. Подготовленных за два лета десять номеров «Марсия» удалось напечатать и организовать продажу в нью-йоркском книжном магазине «Брентано».

Неожиданное обстоятельство тесно сближает Алексеева с Россией, охваченной страшной войной. Он погружается в сердцевину старой русской народной жизни, от которой всегда был достаточно далёк. Шифрин поручил ему иллюстрировать «Рассказы и легенды» Л. Толстого, а потом – русские народные сказки из собрания А. Афанасьева. «Рассказы и легенды» выйдут в Нью-Йорке в 1943 году в переводе Луизы и Алимера Мауд. «Русские волшебные сказки» – первым изданием в 1945-м.