Серебряный век в Париже. Потерянный рай Александра Алексеева

Несмотря на растущую известность, Алексеев остро чувствовал своё интеллектуальное одиночество: лишь узкий круг близких людей понимал масштабность его замыслов и оригинальность подхода. В него входила не только Клер, но и Александра, Саша, хотя встречи с ней становились всё реже. У неё болело сердце, и врачи не знали, как её лечить: то, что хорошо для сердца, было губительно для лёгких.

В последний год жизни Александры рядом оказался девятнадцатилетний внук Алекс, приехавший в Париж из США на стажировку вместе с любимой девушкой. Часами она рассказывала им о Париже и своей театральной молодости, курила сигареты «Лаки Страйк», за которыми отправляла в табачный магазин, постоянно обращаясь к молодым людям с хозяйственными просьбами. Неожиданно Светлана получила сообщение от лечащего врача матери: она – в больнице. Диагноз – эмфизема лёгких, и дышать она может только с кислородной маской. Светлана срочно вылетела в Париж. В вестибюле больницы она увидела встревоженного сына – состояние больной сильно ухудшилось.

В белой палате царило безмолвие. Александра лежала на кровати с закрытыми глазами, исхудавшая и измученная. На слова дочери: она приехала, чтобы быть постоянно рядом, даже на печальную новость о смерти Чарли Чаплина, её любимого актёра, о чём сообщили утренние газеты, – отвечала молчанием. Материнские руки потрясли: «на холодной и жёсткой коже проступали вздутые синие вены, похожие на отполированные временем корни и дороги». Два дня подряд она приносила бутылочки с соком и поила мать через соломинку, бережно расчёсывала тонкие седые волосы. Утром 20 декабря 1976 года Гриневская скончалась.

Светлана поспешила в мастерскую к отцу рассказать о последних днях матери. «Только не проси меня идти к ней на похороны, – перебил он меня. Находившаяся рядом Клер посмотрела на него, потом на меня и, видя, как меня расстроили его слова, сказала: "Пойди!". В ответ отец покачал головой и твёрдо повторил: "Нет". Я закрыла глаза». Отец не мог простить: «…первым мужчиной, с которым спала твоя мать, был Экк, а не я!». Алексеев не принимал сексуальной свободы, столь популярной в богемных кругах.

Мудрый дедушка Алёша и юный Алекс

По прошествии почти пятидесяти лет, посвящённых изобразительному искусству, Александр Алексеев, кинорежиссёр, изобретатель, создатель вместе с Клер устройств для создания фильмов, включая игольчатый экран и «тотализацию», человек, который всё это придумал и применил, всё чаще впадал в депрессию, посчитав, что «потратил своё время впустую». Кто знал о нём, о его деятельности? Что значит слава? Его фильмы не выходили в широкий прокат, дорогие ему графические циклы не были изданы, малые тиражи «книг художника» не доходили до массового читателя. Но в этот драматический момент в узкий круг преданных соратников и близких друзей старого художника вступает совсем юный человек, которому предстоит именно благодаря Алексееву ощутить себя кинорежиссёром. Это Алекс Рокуэлл. Клер, увидев из окна кухни идущего к ним по мощёной дорожке двадцатилетнего внука мужа, обычно громко и радостно кричала: «Алёша, ребёнок пришёл!». На поздний завтрак она обычно готовила макароны: мальчик особенно их любит с маслом и сыром. Спустя годы Алекс прикопает на могиле с захоронением деда пачку лапши Barilla в память о трогательных трапезах и «мужских уроках».

Разве можно забыть ласковый жест дедушки Алёши – заботливую мимолётную проверку выбритости розовощёкого юного джентльмена? От тех давних бесед Алекс навсегда запомнил причудливый дым дедовой сигареты и то, как тот, прищурившись, рассматривал трепещущие тени, отбрасываемые липой на стеклянную крышу его студии. Кивком головы он привлекал внимание внука к форме этих теней – они дрожали и колебались за подёрнутым изморозью толстым стеклом: «Представь, как бы ты повторил этот ритм на игольчатом экране!» Мог неожиданно сменить тему разговора и быстро спросить: «Сколько волос у тебя на голове?». Он смеялся над попытками внука разгадать эти головоломки, развивающие пространственное и количественное восприятие мира. Алексеев исподволь тренировал интеллект и вкус внука решением теорем, мелодичностью популярной французской колыбельной.

Ещё во время кратких встреч в Америке, где вырос Алекс, художник помог ему преодолевать дислексию, просто и доступно иллюстрируя написанное слово: «Каждое слово выглядит по-своему, Алекс». Вырастая, внук не забывал эти давние уроки, по-новому осмысляя их. По его мнению, автора десяти киносценариев, старый художник «видел суть вещей», а «это качество – признак гениальности интеллекта».