Серебряный век в Париже. Потерянный рай Александра Алексеева

«Гном», с которого начинался фильм, становился русской деревянной игрушкой, легко распадавшейся на составные части и так же мгновенно собиравшейся; кружащийся вокруг своей оси светильник превращался в женщину, возникала райская птица, напоминавшая, по старинным народным преданиям, то Алконоста, то Сирина с их русскими женскими лицами. «Картинки» шли под сюиту-рондо, как её определил Мусорский. Часто повторяющиеся события выглядели как часть мистического ритуала. Маленький экран вращался перед большим, вальсирующие в бальном зале – в трёхмерном пространстве игольчатых экранов – в плавном движении таинственно меняли формы. Танцующие невесомые фигуры накладывались друг на друга, смешивались и становились скульптурно осязаемыми, а потом вновь истаивали в пространстве, как и люстра, совершая кружение вокруг своей оси – как картинки в народных балаганах у рукодельных мастеров-изобретателей – их он, может быть, видел в Гатчине и они оставили неизгладимое впечатление?

Трижды повторялось пианино, когда-то сопровождавшее семью почти во всех переездах, и на нём в овальной раме – женский портрет, подразумевающий матушку художника, так любившую по вечерам музицировать. А невесть откуда взявшийся Гном, похожий на русского Петрушку, повторял прыжки по клавишам пианино. Русская народная тема, как и у Мусоргского, проходила в подвижно меняющихся образах. Экраны кружились, поворачивались вокруг своей оси, образуя всё новые изображения. Женщина, превращённая в птицу, становилась деревянным конём с чёрным гномом в седле, русская печь оборачивалась белокаменной церковью, подсвечник – барышней, символом смены дня и ночи, держащей в одной руке луну, в другой – солнце. Фигурки передвигались, следуя фазам небесным светил, перетекая друг в друга, как картинки из детской книжки перед глазами засыпающего ребёнка. Призрачные герои алексеевской сюиты сновидений заново воссоздавали потерянные образы прошлого. Весь фильм и сейчас смотрится как неизбывная трагическая ностальгия. Как скорбь о невозвратимости детства и несовершенстве мира.

Д. Виллуби пояснял технику исполнения: «Игра света и тени возникала из-за изменения местоположения иголок на свету – обратная сторона изображения превращалась в негатив. Движения игольчатых экранов и объёмных образов открывали глубину изображений. Временами вращающиеся поверхности игольчатых экранов совмещались, как при использовании технологии анимированной тотализации, создавая «воображаемые тела» (что стало возможным в компьютерной графике спустя годы, прибавим от себя).

Чтобы дать пищу для размышлений новому поколению аниматоров, Клер послала Сесиль Старр через год после создания «Картинок с выставки» описание технических элементов, использованных при создании фильма, для публикации в журнале кинематографиста-экспериментатора Йонаса Мекаса, тщательно проанализировав каждую из плёнок. По просьбе Николь Саломон подробно описала, как она снимала на камеру многочисленные движущиеся планы во время сцены в бальном зале. А в конце добавила: «P.S. Я очень горда этим». Это был один из тех немногих случаев, когда она хвалила себя за хорошо выполненную работу.

Фильм «Три темы», хотя и снятый спустя восемь лет и шедший всего семь минут, стал продолжением «Картинок с выставки»: в нём – всё те же ностальгические мотивы. То же вращение стоящих друг напротив друга игольчатых экранов, ещё чаще повторяемое. Тот же сон-полуявь. Самые первые кадры – медленное колебание листьев, которое так завораживало его по ночам поэтичностью на стеклянном потолке мастерской. И неожиданно крупно – бык, лениво передвигающий копыта на фоне деревни с церковью вдали. Русский бык. А далее – новая монтажная сверхзадача. Несколько мини-кадров в одном кадре, в которых происходят явления знакомых, по «Картинкам с выставки» и не только, навязчивых по каким-то причинам призрачных персонажей. Напомним точку зрения Алексеева: «Внутренний мир не представляет собою мира, завершённого раз и навсегда, это – хаос, оживлённый бесконечным движением, бесконечно сложным и меняющимся».

И снова это предвестники будущих технооткрытий компьютерного кино и не одного человека, как в настоящем случае. И вот финал. На аптекарские весы летит музыка в виде нот, но другая чаша весов их перевешивает – там презренный металл, за который «люди гибнут» испокон века. Золотые монеты рассыпаются по столу и блестят, соблазняя. Fin. Конец. Получилось что-то вроде зашифрованного послания.