В апреле Александра с дочерью покидают Париж и обустраиваются в сорока километрах, в местечке Во-ле-Пениль (теперь туристический городок), около старинного Мелёна, – в небольшом доме на холме с видом на Сену. Гриневскую заботило здоровье мужа, и ей хотелось, чтобы после возвращения из санатория он ещё подышал свежим воздухом. Часто гостил деликатный Этьен, что смущало Светлану. Из письма Филиппа Супо к Алексееву в Камбо-ле-Бен от 26 апреля узнаём: Александра перед отъездом продавала книги, и поэт пытался ей помочь в хозяйственных заботах. В мае Супо сообщал: Саша «хорошо и много работает», и у неё «мощная сила духа». А Гриневская, взяв в руки инструменты мужа, принялась вместо него за заказы и проиллюстрировала несколько редких книг. Ещё в 1928-м с её иллюстрациями вышли «Болота» Андре Жида, в 1929-м «Два артиста-лирика» Валери Ларбо, а в 1930-м – «Архидьявол Бельфегор» Никколо Макиавелли. В 1931-м самая заметная работа – «Тарас Бульба» Н. Гоголя. М.И. Башмаков, обладатель полной коллекции книг с работами Алексеева и Гриневской, считает: «Ряд принятых Алексеевым заказов на оформление книг был закончен женой и вышел под её именем». В воспоминаниях дочери есть реплика про заказы Алексееву. На всех книгах стоит одно имя – художник Александра Гриневская. Из этого мы и будем исходить.
Первая её книжная работа – иллюстрации к Андре Жиду для издательства А.А. Столса Edition de la Nouvelle Revue Française Maastricht, выпустившего библиофильскую книгу тиражом в 355 экземпляров на роскошной бумаге ручного литья. Гравюры – офорт с акватинтой – выполнены в мастерской Э. Ригаля, что свидетельствовало, как всегда, об их высоком качестве, что мы и видели в экземпляре № 88.
Роман «Paludes» («Болота») – модернистская бессюжетная история. Некая словесная игра, в духе парадоксов Оскара Уайльда, с которым молодой Андре Жид в то время познакомился и был им и его произведениями очарован – повесть была им написана давно, в 1885 году, в 26 лет. Сам сюжет заключает в себе парадокс, о чём говорит первая же фраза: «Прежде, чем объяснять другим свою книгу, я ожидаю, что другие объяснят её мне». Герой повествования пишет роман и всем светским друзьям и знакомым пересказывает, по их просьбе, ещё не написанное. «Кое-кто полагает – это сатира на литературные круги, но я (вслед за Натали Саррот и Роланом Бартом) предпочитаю думать, что это первое художественное произведение ХХ века», то есть начало европейского модернистского романа. Такой парадокс оставляет нынче автор статьи в Интернете, где роман А. Жида опубликован под названием «Топи». «Это подлинное чудо», – добавляет он.
Вот это чудо – в него писатель, по словам самого А. Жида, «вложил, помимо воли», ту «долю бессознательного», которую он назвал «долей Божественного провидения», – и привлекло художницу. Александра выбрала офорт и акватинту – весьма непростую, но богатую нюансами технику, увлекавшую мужа. Она постоянно оставалась рядом с ним и в качестве главного судьи его работ, осваивая по учебнику издателя Рорэ мастерство гравёра в разных техниках. Зыбкость мира, поступков, отражений. Морская звезда на обложке, порхающие, словно в танце, ласточки среди тонких обнажённых веток, белеющий парус под проплывающей в ночном небе луной – много подобного находим у Гриневской в загадочных чёрно-белых акватинтах, иногда подкрашенных неярким цветом. Это отражение подсознания героя, не способного даже выбраться с очаровательной приятельницей Анжель из Парижа на один день. Гриневская верна себе. Своему чувству и художественным воззрениям Алексеева. Цикл в двадцать гравюр, построенный на ассоциациях, наполнен романтической атмосферой неуловимо недосказанного. Она сразу ощутима в миниатюрной заставке – несколько размытой формы цветной вопросительный знак, опущенный на чистый лист, он повторится в финальной заставке уже тёмным, поставленным на слово «encore». Книга имела успех и была переиздана в январе 1930-го, единственный раз иллюстрированная. Гриневская вступила в библиофильскую сферу «книги художника».
Роман Ларбо предложил ей Гастон Галлимар, точнее Librairi Gallimard. Она вновь выбрала акватинту. К лету цикл был закончен. Мягкая обложка, чёрно-белый фронтиспис, дальше – десять небольших и четыре полосных иллюстрации. «Валери Ларбо был чувственным эрудитом, гурманом, который упивался женщинами, городами и поэтами, но в нём было и нечто большее – он был одним из лучших прозаиков первой половины нашего века, писавшим с той естественностью, с той продуманной небрежностью, которая нередко заставляет вспомнить Монтеня, другого великого человека, знавшего цену удачно выбранной и к месту поданной цитате», – писал об авторе «Двух артистов-лириков» в эссе «Чувственный эрудит» Андре Моруа.