Серебро и золото

"Да, укатали сивку крутые горки[81]…" – вздохнула Елизавета, но, положа руку на сердце, чего было больше в ее вздохе: констатации простого факта, ведь она действительно превратилась из мечтательной и непосредственной девочки-подростка в циничную и хладнокровную деву-воительницу, или обычного женского кокетства? Елизавета знала, что хороша собой, и это еще мягко сказано. Вон граф Лобковиц ее иначе, как Дианой-охотницей не величает, а, описывая внешность Елизаветы на высокой латыни, не жалеет суперлативов и прочих гипербол.

"Ну, да, я красавица!" – Елизавета оделась. Впрочем, это только так говорится – оделась. Одевали ее две служанки, но и то – правда, что надевать на себя приходилось много чего, и все это "много" с застежками да крючками, запонками да заколками, так что действительно впору звать на помощь.

"Я красавица! – повторила она с правильной интонацией, подразумевавшей такое, о чем вслух и не скажешь. – Я красавица! – и даже зарделась. Во всяком случае, кровь ударила в виски, и стало жарко. – Я писаная красавица!"

Безусловно, как и любой женщине, Елизавете хотелось нравиться всем и каждому, но, на самом деле, существовал в мире лишь один человек, мнение которого ей было по-настоящему важно. Однако, если князь Людо Каген не слишком отличается от того Людо, которого знала Елизавета в будущем прошедшем, любил он ее не за это. Во всяком случае, не только и не столько за красоту, хотя и отдавал должное внешности своей супруги, как и подобает истинному рыцарю и настоящему мужчине...

– Что пьем? – Как и следовало ожидать, Елизавета "к началу" опоздала, но, как известно, короли не опаздывают, они задерживаются. Не стала расстраиваться по этому поводу и Елизавета, без церемоний заняв оставленное ей по-умолчанию место во главе стола.

– Что пьем? – оглядела она сотрапезников.

– Все, что душа пожелает! – поклонился в ответ фрейхер Эльц. – В Бурге Эльц, ваша светлость, великолепные винные погреба. Разрешите подавать первую перемену?

Этот немолодой рыцарь глаз с Елизаветы не сводил, а ведь за столом находились жена и две дочери барона и чертова куча всякой "природной знати". А среди этих последних, попадались более чем громкие имена. Та же княгиня Галичмерская или граф фон дер Марк, являвшийся по совместительству герцогом Клевским и Юлих-Бергским. Присутствовали на пиру и такие общепризнанные красавицы, как баронесса Икьхгорн или племянница Торара Эльца эдле Леонтина фон Вайза.

"Красивая женщина, – отметила мимоходом Елизавета. – И, что характерно, блондинка, а джентльмены, помнится, предпочитают... Кто сказал?"

– Разумеется, борон, распоряжайтесь и давайте без церемоний! Это я у вас в гостях, а не вы у меня.

И тут же резко сменила тему.

– Что это за вино? – спросила она, указывая на хрустальный, в золотой оплетке графин в руках бесплотной тенью приблизившегося слуги.

– Рейнгау, ваша светлость, – барон Эльц – хозяин дома, ему и ответ держать. – Попробуйте, – предложил он, не отводя взгляда от Елизаветы, – оно великолепно! Поздний сбор восемьдесят седьмого года был изумительно хорош, но и мои виноделы знают толк в этом деле. Прошу вас, дамы и кавалеры! Я хочу, – встал он из-за стола, – на правах хозяина этого замка и верного вассала нашего будущего императора произнести заздравный тост в честь конунга Елизаветы Скулнскорх!

Минута, заполненная звуками льющегося вина, и шум стих, все смотрели на барона. Торар Эльц был высок и крепок сложением, но седина уже густо запятнала его бороду и длинные волосы.